Жизнь на Патриках
О, дивные были времена, когда в районе Патриарших никто не спрашивал: «Сколько ты зарабатываешь?», а на дорогах не урчали моторы дорогих тачек. Перенесемся с вами в 1860-1900 годы, в «наш Латинский квартал» или в Козиху. Такие названия Патриков были тогда в ходу наравне с Патриаршими. И если Козиха уходила своими корнями во времена Ивана Грозного, тут на Козьем болоте разводили коз, шерсть которых поставляли к царскому двору. То почему «Латинский квартал»?
А потому что по аналогии с Парижем, основными обитателями Патриков были студенты! Жили они там до массовой застройки начала XX века дорогими доходниками в домах, отстроенных после пожара 1812 года. Жилища тогда были необустроенными, грязными и дешевыми. Парочка цитат для погружения в атмосферу:
Журналист П. Иванов:
«Узкие, преузкие улицы… Безобразные дворы — антисанитарные до последней возможности. И всюду вонь, смрадная вонь подвалов, отхожих мест и помойных ям… Здесь обитает пьяное веселье рука об руку с вечной нуждой».
Александр Вьюрков в «Рассказах о старой Москве»:
«Дом, в котором служил Василий, находился на Бронной улице. Заселен он был, как и все дома Бронной, мелкими служащими, кустарями, чиновниками, учащейся молодежью. Весь район Бронной с переулками: Богословским, Сытинским, Палашевским, Большим и Малым Козихинскими и Патриаршими прудами—слыл в Москве под названием Козихи. Благодаря близости Козихи к университету, консерватории и центру она была излюбленным районом студенчества. Не было на Козихе ни одной квартиры, в которой не проживали бы студенты и курсистки. Смех и песни не умолкали на ней ни днем, ни ночью. Пелась песня и про самую Козиху:
Есть в столице Москве один чудный квартал,
Он Козихою там прозывается! От зари до зари,
Лишь зажгут фонари,
Вереницей студенты шатаются.
А Иван Богослов, на них глядя на всех,
С колокольни своей улыбается.
Осенью, когда студенты возвращались с каникул в Москву, ворота, заборы и все углы Козихи пестрели объявлениями: «Ищу комнату в милой, симпатичной семье. Студент-техник. Одинокий, нрава скромного». «Сдаю светлую комнату холостому со столом или без. Ход через хозяйку. Спросить Аглаю Дмитриевну». Указывался адрес Аглаи Дмитриевны. Или: «Сдается койка. Рядом с кухней. Теплая, только тверезому. Тут же дешево продается гитара и поношенные форменные брюки». Встречались объявления и многозначительные: «Молодая вдова согласна уступить полкомнаты серьезному студенту с уживчивым характером. Можно с полным пансионом». Много объявлений было с предложением услуг: «Даю уроки, ищу место репетитора, чтеца, согласен в отъезд».
Владимир Гиляровский в «Записках Москвича»:
«Студенты, больше половины которых еще с 60-х годов были провинциальная беднота из разночинцев, не имели ничего общего с обывателями и ютились в «Латинском квартале»… Два больших заброшенных барских дома дворян Чебышевых с флигелями на Козихе и на Большой Бронной почти сплошь были заняты студентами. Первый назывался между своими людьми Чебышевская крепость, или «Чебыши», а второй величали «Адом»… Здесь в конце 60-м годов была штаб-квартира, где студенты-нечаевцы жили, и где ещё ранее собирались каракозовцы, члены кружка «Ад».
В каждой комнатушке студенческих квартир «Латинского квартала» жило обыкновенно четверо. Одевалось студенчество кто в чем—и нередко на четверых квартирантов было две пары сапог и две пары платья, что установляло очередь: сегодня двое идут на лекции, а двое других дома сидят; завтра они пойдут в университет…В 70-х годах формы у студентов еще не было, но все-таки они соблюдали моду, и студента по наружному виду всегда было можно узнать и по манерам и по костюму. Большинство из самых радикальных были одеты по моде шестидесятых годов: обязательно длинные волосы до плеч, нахлобученная таинственно на глаза шляпа с широченными полями и иногда–верх щегольства–плед и очки, что придавало юношам ученый вид и серьезность».
В галерее тот самый тип студента с пледом и длинными волосами с картины Николая Ярошенко и пара фото Козихинских переулков первой половины XX века.
