Жан Кокто о магии поэзии Александра Пушкина:
«В два часа ночи Стравинский, Нижинский, Дягилев и я, забившись в фиакр, отправились в Булонский лес. Все молчали; стояла свежая, чудесная ночь. По запаху акаций мы поняли, что едем уже среди деревьев. Приехали на озёра, и тут Дягилев, кутаясь в воротник из опоссума, проговорил что-то по-русски; я почувствовал, как притихли Стравинский и Нижинский, а когда кучер зажёг фонарь, увидел слёзы на лице импресарио. Он продолжал говорить, медленно, неустанно.
— Что это? – спросил я.
— Это Пушкин.
Наступило долгое молчание, потом Дягилев прибавил ещё какую-то короткую фразу, и волнение моих соседей показалось мне столь сильным, что я не удержался и спросил о причине.
— Это нельзя перевести, – ответил Стравинский, – в самом деле нельзя, это слишком по-русски… слишком…
Вернулись мы на рассвете. Трудно представить себе нежность и ностальгию этой троицы, и как бы ни проявлял себя Дягилев впоследствии, я никогда не забуду этот фиакр, его мокрое от слез крупное лицо и стихи Пушкина в Булонском лесу.
… есть феномен Пушкина, который не способен общаться ни на каком другом языке, кроме родного. Его чары воздействуют на русских, где бы они ни были. Подобный культ не может основываться только на одной музыке, а поскольку смысл нам представляется заурядным, бесцветным, тут явно замешано какое-то колдовство. Я это отношу за счёт капли негритянской крови, что текла в его жилах. Тамтам Пушкина звучит. И даже если сменить руку, что бьёт по нему, тамтам всё равно остаётся.
Конечно же, в поэзии роль слов куда ярче, чем в прозе. Но я полагают, что, если узы слов достаточно прочны, основной замысел передаётся при переводе из одного языка в другой. И Шекспир служит тому доказательством. Вот почему случай Пушкина представляется мне уникальным. Раз двадцать я просил перевести мне его. И все двадцать раз русский, который принимался за перевод, опускал руки, говоря, к примеру, что слово «мясо» у Пушкина вовсе не означает «мясо», но оставляет во рту вкус мяса и такое возможно только у него.
Гордыня нашёптывает нам посылать нашу пыльцу к звёздам. Но мне мнится, что величайшее счастье поэта состоит в том, чтобы принадлежать только своим соотечественникам. И без сомнения то, что мне казалось вредящим Пушкину, на самом деле, напротив, хранит его и является причиной его культа у русских».
#МосковскиеЗаписки
