Юлия Базанова родилась в Иркутске в семье небогатого офицера, рано осталась без родителей, воспитывалась дедом. Окончила Девичий институт Восточной Сибири (единственный в Сибири институт благородных девиц). Вышла замуж, родила дочь, овдовела… И осталась «под покровительством семьи мужа».
Семья эта была непростой. Её свёкор — Иван Иванович Базанов — был владельцем золотых приисков (в том числе и тех самых Ленских рудников, известных нам ещё из школьного учебника истории). Благотворительностью купец первой гильдии Базанов занимался серьёзно. На что он только ни жертвовал: на гимназию, семинарию, собор, больницу, богадельню, детский сад, сиротский приют… На географическое общество Сибири и деревянный театр, дом умалишённых и «Общество подачи помощи при кораблекрушениях», перестройку домов бедных жителей города, на экспедицию князя Кропоткина… (Знаменитый анархист, чьим именем названа станция метро, в молодости возглавил экспедицию по никем ещё не исследованным просторам Забайкалья).
Когда свёкор Юлии Ивановны умер, она получила основную часть его капитала и продолжила его благотворительную деятельность.
В Иркутске построила воспитательный дом с роддомом и детским садом. На одну только бактериологическую пастеровскую станцию было пожертвовано 150 тысяч. В Москве платила за обучение в университете всех студентов сибирского землячества. «И если бы их было десятки тысяч, все бы внесли из щедрого кошеля её».
Всегда в тёмном платье, держалась застенчиво, не любила, когда целовали ей руку… Юлия Ивановна Базанова помогала, потому что «богатство обязывает».
В Москве она поселилась на Моховой, дом 6, напротив дома Пашкова.
Начало самому важному пожертвованию Юлии Ивановны положило очень личное событие. Её племянница «заболела горлом». И при всех деньгах семейства Базановых не нашлось врача, который смог бы ей помочь.
Племянница была в своей беде неодинока. Из статистических таблиц того времени следует, что 30% населения России «страдало ушами», а 15% новобранцев были негодны к службе из-за хронического отита.
Однако эта область медицины не являлась обязательным предметом для изучения в университетах (за исключением Военно-медицинской академии) или вовсе отсутствовала как предмет преподавания.
Привычных нам сейчас специалистов-оториноларингологов тогда в России не было. Состоятельные граждане ездили лечиться в Вену: там жил отиатр Адам Политцер, «творец современной отиатрии и самый выдающийся специалист по ней» (словарь Брокгауза и Ефрона). Ещё поэт Некрасов мечтал посоветоваться «со знаменитым венским доктором относительно своей горловой болезни».
Вена, разумеется, прекрасный город… При условии, что туда не надо ехать с отитом.
Станислав Фёдорович фон Штейн (1855–1921), приват-доцент Московского университета, доктор медицины, ещё выпускником медицинского факультета ездил стажироваться к Политцеру. Он исследовал физиологию и анатомию уха, защитил диссертацию, написал монографию по отиатрии (её перевели и издали в Вене). Именно Штейн преподавал в университете необязательный к посещению курс «Учение об ушных болезнях»: десяток студентов‑терапевтов собирались под лестницей главной аудитории и при свете ламп учились пользоваться рефлектором. Замечательный врач общей практики Станислав Фёдорович фон Штейн мечтал о том, чтобы в Москве появилась узкопрофильная клиника болезней уха, носа и горла. Именно клиника, которая позволит развивать эту область медицины, повышать квалификацию сотен врачей.
Штейн в мельчайших деталях разработал пять проектов клиники и представил их на рассмотрение Юлии Ивановне. Базанова обстоятельно изучила каждый и выбрала самый дорогой. Он требовал современного оборудования, был рассчитан всего на 25 коек, но предполагал, кроме лечения больных, клиническое преподавание и научные исследования.
На строительство и оснащение «Клиники болезней уха, носа и горла» Базанова пожертвовала полтора миллиона рублей. Она приобрела участок земли на углу Божениновского и Олсуфьевского переулков и написала прошение в Московскую городскую управу с просьбой разрешить строительство двухэтажного здания. Проект здания Клиники болезней уха, носа и горла заказали маститому архитектору Густаву Коромальди. На первом этаже помещались палаты для больных, а на втором с его пятью высокими красивыми окнами — библиотека, студенческая аудитория, операционный зал.
В мае 1894 года был заложен первый камень, а осенью 1896‑го состоялось открытие клиники.
Клиника болезней уха, носа и горла, оснащённая всеми научными новинками, была подарена Базановой Московскому университету. Гордостью клиники стали специализированные кабинеты акустики, сравнительной анатомии, патологической анатомии. В описании клиники, сделанном в 1897 году для участников 12‑го международного медицинского конгресса, Штейн отмечал, что «акустический кабинет не имеет себе равных во всём мире».
А ещё через десять лет, в 1908 году, в Москве состоялся Первый всероссийский оториноларингологический съезд. Число специалистов в этой области уже «достигло почтенной цифры 500 на всю нашу матушку Русь». А в клинике Базановой работали «лучшие умы», делались открытия, были изобретены десятки аппаратов и инструментов, которыми специалисты-отоларингологи пользуются и по сей день.
Работу скульптора Баха, бюст, установленный когда-то в Клинике болезней уха, носа и горла Императорского Московского университета в честь Ю. И. Базановой, нашли уже в наше время, в земле, при расчистке территории дома 15/13. Надпись на нём гласит: «За величайший дар и за бескорыстную деятельность на пользу старейшего русского университета, как назидательный пример потомству, в знак глубочайшей признательности. Совет Императорского Московского университета, 8 мая 1896 год».
Деятельность Юлии Ивановны была и точно бескорыстной: она разорилась. Из дома с колоннами на Моховой переехала на съёмную квартиру. Умерла Базанова в 1924 году в Москве, тихо, на руках зятя, похоронена на Введенском кладбище.
