Ясная поляна. Толстые.
«Ясная Поляна и Прилепы лежат недалеко друг от друга: их разделяют каких-нибудь двенадцать-тринадцать верст проселочных дорог. Таким образом, я был соседом Толстых и в качестве такового был с ними знаком и бывал в их доме.
Вот в такой-то момент я получил от Софьи Андреевны записку с просьбой приехать в Ясную (так сокращенно называли обычно свое имение Толстые). Само собой разумеется, я поспешил откликнуться на зов графини и на другой же день поехал. Встречи «бывших» людей в те годы отличались особой теплотой, так как все мы чувствовали себя членами одной обездоленной семьи. Софья Андреевна лично ничего не боялась, но очень осунулась и постарела: видимо, ее беспокоила судьба большой семьи, где не все обстояло благополучно.
Чуть ли не накануне во флигель Ясной переехала семья Оболенских, которые вынуждены были покинуть свое имение.
Обстановка яснополянского дома всегда поражала меня своей убогостью. Старинные вещи, оставшиеся от отца и деда Толстого, не представляли ничего замечательного, и было их очень немного. Фамильные портреты работы крепостных с художественной точки зрения были плохи. Миниатюры, их было немного, неинтересны. Фарфора, за исключением отдельных незначительных предметов, также не было. Словом, здесь любителю старины взять было нечего и все эти вещи указывали на более чем скромный уклад жизни предков Толстого.
Помимо этих вещей, в комнатах была мебель, приобретенная позднее. Так, в гостиной стоял простой обеденный стол, окруженный венскими стульями.
Все же вместе взятое составляло далеко не стильную обстановку и указывало, что ни Лев Николаевич Толстой, ни его жена Софья Андреевна не любили и не понимали старины. У них не было потребности окружать себя красивыми старинными вещами, ничто в этом доме не давало впечатления уюта и старого, насиженного дворянского гнезда. Скрипучая лестница, полутемная прихожая, вид потрепанных, стареньких, но не старинных вещей, сработанных на скорую руку домашним столяром или купленных в мебельной лавке у тульского купца, – все это складывалось для меня, эстета и любителя старины, в тяжелую и малопривлекательную картину.
Когда прежде я впервые оказался в Ясной Поляне, то спросил Софью Андреевну, где же находятся подаренные Толстому художником Сверчковым изображения Холстомера. Я знал об их существовании со слов князя Оболенского и видел репродукции с них в журнале «Конская охота». Познакомиться с оригиналами было для меня чрезвычайно интересно. Тогда Софья Андреевна ответила, что они находятся в имении Сухотиных: Лев Николаевич подарил их своей дочери Татьяне. Велика была моя радость, когда в этот раз Толстая мне сказала: «Ну, вот теперь вы увидите Холстомера. Таня с дочерью переезжает в Ясную и привезет их с собою». Но какова была память у Софьи Андреевны, которая вспомнила наш давнишний разговор!
Не помню, в каком году дальнейшее пребывание в имении Сухотиных стало невозможным, и Татьяна Львовна переехала в Ясную. Софья Андреевна исполнила свое обещание и вызвала меня. Я сейчас же поехал в Ясную Поляну, и там состоялось мое знакомство с Татьяной Львовной Сухотиной. Это была удивительно симпатичная женщина с толстовскими крупными чертами лица, умная, приятная, образованная и, по-видимому, очень добрая и сердечная.
Тогда же я впервые увидел и ее дочь, внучку Толстого, Татьяну Татьяновну, как она сама себя звала в детстве и как ее в шутку прозвали старшие. Помимо Софьи Андреевны, ее дочери и внучки, а также англичанки, на этот раз я застал там и юношу – сына Андрея Львовича от первого брака. Оболенские по-прежнему жили всей семьей во флигеле, так что в Ясной стало довольно многолюдно.
Софья Андреевна взяла меня за руку и сказала: «Пойдемте в комнату Тани, там вы увидите Холстомеров!»
С каким трепетом, с каким восторгом, с каким волнением переступил я порог этой комнаты! На стене впервые увидел я эти картины. На одном картоне был изображен Холстомер на той характерной рыси, за которую современники прозвали его Холстомером, от выражения «холсты меряет»: бежит, подняв красивую голову, и прямо, не сгибая, выкидывает вперед ноги.
Прекрасный, полный глаз, блестящая шерсть, гладкое копыто свидетельствуют о его молодости, а богатая кость, постанов шеи и прекрасные лады обличают его высокие крови, он полон жизни и огня. Другой Холстомер – в старости, разбитый, замученный, несчастный и больной, со следами коросты, с отвислой губой, остатком хвоста и тусклой, лохматой шерстью. Уши у него опущены, выражение лица строго терпеливое, глубокомысленное и страдальческое.
Я не выдержал и тут же стал просить Татьяну Львовну уступить их мне. Сухотина-Толстая наотрез отказалась, сказав, что это подарок отца и что она так любит эти акварели и так привыкла к ним (в семье Толстых их также все называли акварелями), что, уезжая надолго из сухотинских Кочетов, имела обыкновение увозить их с собой.
Уже после смерти Софьи Андреевны случайно на Киевской улице в Туле я встретил Татьяну Львовну. Татьяна Львовна остановила лошадь и знаком подозвала меня к себе. Она сказала мне, что решила продать Холстомеров, так как думает переезжать в Москву и им с дочерью нужны деньги. Затем она добавила, что может продать их только в два места – либо в Толстовский музей, либо в мои руки, так как тогда они попадут в единственное собрание, посвященное лошади.
Продать же их на рынке, с тем чтобы они ушли за границу или затерялись, она никогда не согласится, хотя и понимает, что могла бы таким путем получить хорошие деньги. Это тем более вероятно, что Холстомеры не только произведения искусства, но и исторические предметы, бывшая собственность Льва Толстого и подарок Сверчкова с его собственноручной дарственной надписью. Я это понимал, конечно, лучше Татьяны Львовны и, поблагодарив ее, спросил, сколько же она хочет за них получить. Она отозвалась незнанием и просила меня самого назначить цену. Положение мое было затруднительно, и я не помню, какую сумму предложил.
Сухотина не дала мне положительного ответа и сказала, что подумает и пришлет мне письмо в Прилепы. Дольше говорить на улице было неудобно, и мы расстались. Вернувшись домой, стал ждать письма. Но письма не было, а когда я сам запросил Татьяну Львовну, получил ответ, что Холстомеры проданы Толстовскому музею. Я был положительно в отчаянии.
Теперь, бывая в Москве, я постоянно захожу в Толстовский музей и иногда подолгу сижу перед Холстомерами: вспоминаю повесть о пегом мерине, вижу его перед собой и думаю о прежних временах и людях.»
Я.И. Бутович «Лошади моего сердца».
#тула#прилепы#Бутович#толстой#лошади#холстомер#коннозаводчик#усадьба#тульскаягуберния#толстая#орловскийрысак
