НА ПЕРЕКРЕСТЬЕ ЭПОХ И УЛИЦ — Людмила Листова
Что теперь на месте порушенных в «хрущевскую оттепель» храмов? И как нам не забыть об этих поруганных святынях? В публикации использованы материалы и фотографии альбома «Храмы дореволюционного Иркутска», изданного в 2013 году Городским благотворительным фондом «Наследие иркутских меценатов».
Я сегодня встречалась с прошлым. Словно зажмурившись, ныряла в темную воду памяти. Чем глубже – тем холоднее. Нет, не помню, не могу вспомнить эту прекрасную, светлую, как бы кружевную Александринскую церковь. Всего в нескольких кварталах от нее жила в детстве на улице 6-й Советской. И моя бабушка Пелагея наверняка ходила в этот храм, пока его не разрушили.
Сколько же и по сей день слышим восторженных воспоминаний о «хрущевской оттепели». Да, тогда уже огрузались прилавки кольцами краковской колбасы, желтыми кругалями сыров и банками кукурузного меда. Но пресловутая «оттепель» в который-то раз заморозила нашу Православную Церковь. Новая ледяная волна репрессий пошла гулять по России. Именно в 1960-х годах вновь гнали священников и рушили оставшиеся храмы. Если взять карту дореволюционного Иркутска и пометить золотой краской православные церкви и часовни, засиял бы град наш, щедро осененный куполами. Сколько их повалено, уничтожено, осквернено в советское время! Даже диву даешься, что спаслись, остались еще и ныне, восставши из руин, вновь воссияли наши храмы. И вот снова и снова смотрю на фотографию взорванной Александринской церкви и не понимаю(!), как поднялась рука на святость и такую красоту.
Нет, не помню ее устремленной в небо, но, вдруг увидев в альбоме и окунувшись в глубину памяти, вспомнила, что семилетней девчонкой побывала в этой разрушенной церкви. Мальчишки поддевали на палки черепа и бегали с ними по улице. А мы с братом карабкались по грудам кирпичей в сторону низкого уцелевшего еще свода. Но не черепа на палках, которыми пугали нас, не расколотые, словно обугленные стены запомнились мне, а таинственный, мистический страх, который давил и гнал отсюда, как с похорон зверски убитого близкого человека. Ведь я даже ясно не осознавала тогда, что мы находимся в порушенном храме.
На перекрестье улиц бывшей Большой и Володарского вместо разобранной красавицы Благовещенской церкви, в которой начал свое служение будущий святитель Иннокентий (Вениаминов), построили жилой дом. На месте первого в городе по богатству икон Тихвинского (Воскресенского) храма возвели здание «Востсибугля». Вместо уничтоженной часовни Христа Спасителя (перекрестье Большой и Пролетарской), сооруженной на пожертвования иркутян в память спасения жизни императора Александра II во время покушения в 1866 году, установили гранитный бюст Ленина. На месте снесенной в 1961 году Александринской церкви в районе улиц 3-й Иерусалимской (Трилиссера) и Партизанской – ныне жилой массив. Как вам теперь живется, как работается, иркутяне, на земле порушенных святынь?
***
В альбоме сказано, что вместо снесенной большевиками церкви теперь – ряд однотипных панельных домов. Поехала на это скорбное место. На стертых, блеклых стенах угрюмых «хрущевок» номеров, как водится у нас, не оказалось. Но это где-то здесь. Вот спросила молодого парня, идущего к автомашине. Он достал «крутой» мобильник, посмотрел по «ДубльГИСу», махнул рукой:
– Там, сразу за нашим домом, подземные гаражи…
Этот «дом» № 46/1 по улице Александра Невского – безликая, черная, врытая в землю крыша. Недостроенный зев въезда, над которым огромные буквы: «Аренда, продажа». Кругом беспорядок, грязь, переполненные мусорные баки, в них роется бомж. Сиро, бесприютно, жалко. И это на святом-то месте! У меня перехватило горло. Глянула вверх – и только там, в чистой лазури, над этим выразительным среди подступающих домов квадратом городского пространства, когда-то предназначенного для храма, сияла чистота и плыло маленькое перистое облако. Слезы закипали в глазах. Захотелось перекреститься, но взгляд упирался лишь в черную крышу, мусор, проволочные ограды. Перекрестившись на солнце – Господи, прости нас! – собралась уходить. Вдруг увидела вдалеке мальчишек. Они кричали, толкались, бегали по крышам старых гаражей, били бутылки. Один, с белой собакой, приблизился ко мне. Я позвала его. Боязливо подошли еще двое. Мы познакомились. Сема и Ваня, на вид лет восьми.
– А вы знаете, что когда-то на этом месте стоял вот такой храм? – показываю им фото в альбоме.
– Нет, – любопытство и недоверчивость борются в их глазах. Собака дружелюбно вьется рядом. Представилось вдруг, какая чистота, красота была бы здесь, в церковном дворе, как объединил бы и возвысил храм всю эту унылую даже в ослепительных лучах весеннего солнца округу. Гаражи на месте церкви. Врытая в церковный погост стоянка современных идолов – автомобилей…
Думала, приеду, войду в подъезд, спрошу кого-то из жильцов: знают ли, что они на месте убитой церкви живут? спокойно спят?.. Нет, не вошла. Некуда, да и незачем.
Разве нам спрос учинять? Разве нам судить?
