«… Сколько я себя помню, я всегда питал глубочайшее уважение к «Амама», как мы ее звали в семье. Она — мне казалось — была «всех главней!» Дом, сад, автомобиль, шофер Аксель, два камер-казака, при кинжалах и револьверах, дежурившие в прихожей, и даже датские гвардейцы, бравшие на караул у своих красных будок, — вообще все, все, все было бабушкино и существовало лишь для нее. Все остальные, включая и меня самого, — были «ничто!» Так мне казалось, и так, до известной степени, оно и было.
Когда она днем отдыхала, нам с братом запрещалось шуметь даже в саду. И нам не раз доставалось за то, что нашей маме Государыня делал выговор за наше буквально громкое поведение… Нас не драли, нас не оставляли без сладкого или без прогулок, но нас долго и нудно стыдили за неприятности, достававшиеся по нашей вине бедной маме от бабушки. Сперва журил папа — сразу по возвращении расстроенной мамы от Государыни. А потом, еще вечером, перед молитвой, моя любимая няня «Авака» — Ксения Яковлевна Можаева — обращалась к голосу моей совести».
Воспоминания Тихона Николаевича Куликовского-Романова о своей бабушке Императрице Марии Фёдоровне
