У Великой княгини Елисаветы Феодоровны был свой громадный стол стол, весь сплошь заставленный вещами ее собственного производства. В запасе хранились вещи, которые она привозила из-за границы, пожертвованные ее сестрами и другими родственниками. Все вещи были красивы и практичны. Стол стоял во всю длину стены, и за столом находились два стула — для нее и ее помощницы. На некотором расстоянии от ее стола стоял большой садовый стол с открытым над ним зонтиком. На этом столе были разложены красивые мужские и дамские зонтики, которыми бойко торговал сам великий князь. Он весьма быстро распродавал все свои товары, так как привозимые им зонтики из Вены и Лондона были очень высокого качества и красивы. На этот базар пускали поголовно всех, до крестьян включительно. Толпа так наседала на стол великой княгини Елизаветы Федоровны, что иногда прижимала ее к стене. Иногда этот стол не без труда надо было отодвигать. Я предложила двум-трем девицам стать впереди стола, чтобы сдерживать людские волны. Так как мы были очень рослые и крепкие, то нам это удавалось, но зато к вечеру наши бока и спины были похожи на битки.
Базар обычно длился три дня, но, конечно, первый день был самым бойким. В один из этих дней на меня здорово навалился старичок-крестьянин, который, посмотрев на меня, сказал:
— Тут, говорят, сама княгиня. Покажи мне, которая из них.
Как раз в это время великая княгиня ушла в маленькую гостиную выпить чаю и по¬сидеть хоть четверть часа, так как за своим столом ей это не удавалось. Я сказала старику:
— Постой со мной, дедушка, когда она вернется, я тебе ее покажу.
Он стал мне рассказывать, что прошел более ста двадцати верст, чтобы поглядеть на княгиню и получить что-либо из ее рук.
— Я много про нее наслышался, хотел посмотреть,какая она из себя.
Потом он наклонился ко мне и таинственно спросил:
— Правда ли она такая добрая и так любит народ, как это рассказывают?
Я сказала, что все это сущая правда.
— А какая она из себя?
— А вот сам сейчас увидишь.
Нужно сказать, что вся торговля за нашим столом велась исключительно великой княгиней, так как всякий хотел купить лично у нее и заплатить ей деньги. Цены были дешевые, и почти все добавляли к стоимости покупки, за что великая княгиня всех благодарила. Мы, помощницы, должны были принимать от нее деньги и передавать и их с номером в кассу, а затем заворачивать купленные вещи и уговаривать публики принять вещи от нас, вместо того чтобы передавать их снова великой княгине, «им задерживало торговлю и вносило беспорядок. Ее терпению не было предела, она все сама показывала, выискивала подходящие вещи, хотя люди часто сами не знали, что они, в сущности, хотят купить.
Но вот великая княгиня вернулась. У нее было усталое лицо, она еле передвигала ноги, которые у нее сильно отекали. Я ему указала на нее. Он все не мог понять, которая из них, так как, вероятно, ожидал увидеть ее в короне. Наконец рассердился и сказал:
— Покажи же мне толком, где она.
Я его успокоила:
— Погоди, дедушка, я с ней заговорю, и, когда она станет мне отвечать, ты увидишь, где великая княгиня.
Я ей сказала по-английски про старика, который что-то хочет купить из ее рук и посмотреть на нее. Она улыбнулась своей ангельской улыбкой. Усталого вида как не бывало. Выйдя из-за стола, она подошла к старику. Я прошептала ему:
— Вот она.
Он долго на нее смотрел, она — на него, потом перекрестился и сказал:
— Слава тебе Господи, что сподобился повидать тебя, княгинюшка.
Великая княгиня наклонилась к нему и спросила:
— Что ты хочешь купить, дедушка?
— Я, матушка, ничего купить не могу. Ты мне подари что-нибудь сама, у меня денег совсем нет.
Великая княгиня поискала на столе и наконец взяла хороший подстаканник со стаканом, очень простой работы, с ложкой, и спросила:
— Дедушка, хочешь этот стакан? Он тебе нравится?
— Очень даже нравится, княгинюшка.
Она приказала завернуть это для него.
— Прощай, дедушка,— сказала она и вложила ему в руку десять рублей.
Он не заметил денег, думая, что она протянула ему руку. Он схватил ее в неописуемой радости и поцеловал ее несколько раз, как целуют иконы. Она увидела, что десятирублевка лежит на полу, и сказала:
— Подыми деньги.
Он спросил, кто их обронил.
— Это твои деньги, я их дала тебе на дорогу.
Он долго не хотел их брать, но она сказала:
— Нет, возьми, дедушка, на дорогу и прощай. Теперь я должна идти, меня другие ждут.
Он стал около меня с другой стороны, все смотрел на нее и сказал мне:
— Народ-то был прав, когда хвалил ее, а какая она красавица. Когда она улыбается, так похожа на Ангела, которых пишут на образах.
Затем, повернувшись ко мне, поклонился:
— Спасибо тебе, голубушка, что показала мне ее.
На мой вопрос, доволен ли он, что повидал ее, он ответил:
— До смерти не забуду, как она меня приняла. Домой вернусь — всем расскажу.
На следующий год повторилась та же история, но со старой бабой, пришедшей из иной области, чуть ли не за полтораста верст. Ей великая княгиня подарила вышитое ею полотенце. Старуха от умиления даже всплакнула. Я невольно следила и за стариком, и за старухой, когда они уходили.
Воспоминания графини Веры Владимировны Клейнмихель
