Волконский С.М. «Отклики театра» июль 1913 г.:
«…Несомненно, что Нижинского влечёт к первобытным временам, к доисторическому человеку, к примитивам человечества. Это, более чем где-либо, сказалось в «Послеобеденном Отдыхе Фавна» на музыку Дебюсси… Если в «Священной Весне» мы ощущаем колыбель человечества, то «Фавн» переносит нас ещё дальше назад, на ту грань времён, где человек начинает отделяться от животного. На тонком перегибе, страшном, полном тайны, держит нас этот юный двуногий зверь. Большими раскрытыми глазами, удивлённо смотрит он на женщин: он весь спал, он весь просыпается… Они пляшут, они дразнят, — он ничего не понимает, но всё в нём пробуждается… Они убегают, — остаётся на земле обронённый ими шарф…
Следует отметить совершенно особый характер, который приобретает в трактовке Нижинского хористическое начало. Ещё не приходилось видеть такое поглощение единичной личности в общей совокупности хореографического рисунка. Целая вереница человеческих фигур, близко прижатых друг к другу, движутся, как одно многоликое существо. Это опять до последней степени архаично. Это напоминает барельефы на памятниках египетской старины: множество человеческих существ связанных одной работой и образующих как бы гирлянду, — человек, превращённый в «декоративный мотив». И надо сказать, что впечатление очаровательное. Только явления природы дают нам такие примеры «отказа от себя», — когда совокупность движущихся капель даёт волну, совокупность падающих капель — ливень. Надо сказать и то, что исполнено это было восхитительно, — ровно, однотонно; двигались не люди, двигалась вся линия, как нечто одно, само по себе живое, — человеческое ожерелье, связанное нитью ритма…
Большое воспитательное значение имеет это подтверждение хористического начала в том искусстве, которое до сих пор было самое «солистическое» из всех. Забвение своего «я» — первое условие искусства, и в этом смысле новое направление нельзя не приветствовать как элемента художественного здоровья».
