Протоколом № 12 (решение 432) от 19.04.-1950 г. Владимирского облисполкома верующим с. Ущер-Каверино Луневского с/с Владимирского района отказано в открытии храма (ГАВО. Ф. Р-24. Оп. 1. Д. 744).
Согласно предоставленным в 1962 г. Владимирским облисполкомом в Совет по делам Русской православной церкви при Совете министров СССР сведениям, на 1 января 1961 г. церковь с. Ущер Владимирского района не используется (предполагается под склад), закрыта в 1928 г. (ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 2. Д. 330. Л. 369).
Закрытие храма в Ковергино в 1930-е годы
В 1937 г. прекратились богослужения в церкви в погосте Ущер-Ковергино около д. Ширманихи. Местные власти сразу же попытались её официально закрыть. Подробности того дела неизвестны. Сохранилось лишь распоряжение Ивановского облисполкома от 21 апреля 1938 г. Владимирскому райисполкому рассмотреть дело о закрытии храма ещё раз (ГАИО. Ф. Р-2953. Оп. 1. Д. 27. Л. 124). Но т.к. в 1939 г. верующим было приказано уплатить недоимку с пенями за 1938 г. в размере 207 р. (при этом налог за строение равнялся 658 рублям, а земельная рента – 155 рублям) (ГАИО. Ф. Р-2953. Оп. 3. Д. 1010. Л. 2, 3, 6), то можно предположить, что верующие в 1938 г. уплатили бóльшую часть налогов, а местные власти пытались закрыть храм только на основании неуплаты незначительной части налогов (что и было пресечено облисполкомом).
23–24 февраля 1939 г. в погост прибыл налоговый агент М. Елисеев, чтобы вручить церковному совету платёжное извещение о необходимости уплаты налога со строения и земельной ренты. Кто-то из членов церковного совета отказался принимать платёжное извещение, сказав, что верующие не будут платить налоги. Об этом сразу же в присутствии председателя Лунёвского сельсовета Ф. Панкратова был составлен акт. Платёжное извещение в тот же день выслали обратно в райфинотдел (ГАИО. Ф. Р-2953. Оп. 3. Д. 1010. Л. 4, 7). 28 февраля райфинотдел сообщил Владимирскому райисполкому об отказе верующих принимать извещение за 1939 г. о налоге со строения в сумме 658 рублей и земельной ренте в сумме 155 рублей, а также о недоимке и пенях за 1938 г. в сумме 207 рублей; на основании этого он просил поставить вопрос о расторжении договора с общиной верующих (ГАИО. Ф. Р-2953. Оп. 3. Д. 1010. Л. 6).
3 марта райисполком запросил у Лунёвского сельсовета акт об отказе в приёме платёжного извещения и решение сельсовета с ходатайством о расторжении договора с общиной верующих (ГАИО. Ф. Р-2953. Оп. 3. Д. 1010. Л. 5). На следующий день сельсовет написал постановление с ходатайством о расторжении договора с религиозной общиной храма за долги и из-за того, что церковь не функционирует с 1937 г. и, не имея хозяина (отвечать за неё никто не хочет), находится в беспризорном состоянии (что может повлечь за собой хищение государственной собственности). Кроме того, сельсовет указал, что по причине неуплаты верующими налогов недополучена солидная сумма в бюджет сельсовета, что создало тяжёлое положение в финансировании школ, изб-читален и других мероприятий; поэтому сельсовет просил президиум райисполкома компенсировать недополученную сумму в бюджет сельсовета за счёт дотации или других доходов (ГАИО. Ф. Р-2953. Оп. 3. Д. 1010. Л. 3).
5 марта 1939 г. президиум Владимирского райисполкома постановил вторично ходатайствовать перед облисполкомом о расторжении договора с религиозной общиной храма, т.к. церковь не функционирует с 1937 г., общины нет, платёжные извещения принимать некому и образовалась недоимка за 1938 и 1939 гг. в сумме 1020 рублей. 21 апреля 1939 г. президиум Ивановского облисполкома расторг договор с религиозной общиной храма по вышеуказанным причинам (ГАИО. Ф. Р-2953. Оп. 3. Д. 1010. Л. 2, 1).
Примечательно, что сельсовет и райисполком не ставили вопрос о ликвидации храма и ходатайствовали только о расторжении договора с религиозной общиной храма; именно это и сделал облисполком. Дело в том, что формулировка «ликвидация храма» предполагала, что храм перестаёт быть храмом и используется под какие-либо культурные или хозяйственные цели (клуб, школа, склад); расторжение же договора предполагало только то, что вместо одной религиозной общины, не справившейся со своими обязанностями по уплате налогов, ремонту здания, либо распавшейся, либо оставшейся без священника, подыскивается другая община. Факт расторжения договора при отсутствии постановления о ликвидации не позволял переоборудовать или снести храм (по крайней мере, если действовать в строгом соответствии с законом). В данном случае вынесение такого половинчатого постановления (только о расторжении договора) вместо окончательного решения вопроса, т.е. постановления о ликвидации храма, вероятно, свидетельствует о сильных религиозных настроениях в данной местности – по закону ликвидировать храм можно было только при согласии абсолютного большинства жителей, о чём должны были свидетельствовать предоставленные с мест протоколы общих собраний.
Протоколы общих собраний граждан с решениями о закрытии храма, во-первых, должны были показывать, что население достаточно отошло от религии, во-вторых, были определенной гарантией, что верующие не потребуют вернуть храм себе (сами же решили закрыть), а если и потребуют, то будут воспринимать закрытие храма как инициативу своих односельчан-безбожников, а не притеснение религии со стороны властей, т.е. стратегия громоотвода. Как правило, даже если верующих было много и на закрытие храма они не соглашались, сельсовет находил возможность создать иллюзию почти полного согласия. Например, проводились отдельные собрания ячейки Союза воинствующих безбожников (если таковая имелась), комсомола, сельсовета, школьных, клубных и медицинских работников – на этих собраниях верующих практически не было. Проводили собрания не по месту жительства, а по месту работы – так было легче добиться согласия. Атеисты могли проголосовать за закрытие храма сразу на нескольких собраниях. При этом можно было сделать так, чтобы на собраниях не было верующих, для этого, например, было достаточно указать одним из пунктов повестки антирелигиозную лекцию, которые верующие бойкотировали. В случае же если некоторые протоколы не свидетельствовали о нужных настроениях, например, в них приводились данные о голосовании, где многие были против, то эти протоколы можно было и не предоставлять. Наконец, можно было просто предоставить подписные листы с подписями всех согласившихся на закрытие. Примечательно, что в данном деле нет ни одного протокола собрания местных жителей, на котором было бы вынесено решение о закрытии храма. Данный факт более чем наглядно свидетельствует о силе религиозности местных жителей.
Колокола с храма, вес которых составлял 10,5 т, были сняты в период с апреля 1936 по февраль 1939 г. (ГАИО. Ф. Р-2953. Оп. 1. Д. 16. Л. 26).
С 1945 по 1950 г. прихожане ежегодно ходатайствовали об открытии своего храма (написали 10 прошений, 24 раза посетили уполномоченного, число подписей на заявлениях достигало 74), но храм так и не был открыт (Зин Н.В. Деятельность Владимирской епархии по открытию приходов в 1943–1953 гг. // Записки Владимирских краеведов. Владимир: Транзит-ИКС, 2010; с. 111).
Упорная борьба верующих Ущера за свой храм во второй половине 1930-х и в 1940-е гг. объяснялась тем, что к тому времени им пользовались не только исконные прихожане, но и прихожане закрытых храмов Кусунова и Лунёва.
За последующие полвека ситуация в данной местности сильно изменилась: в 1990-е гг. храмы в Кусунове и Лунёве, где общины распались сами, были открыты, в Ущере же, прихожане которого до 1950-х гг. боролись за право открыть храм, храм до сих пор не действует и находится в аварийном состоянии.
Ершов А.Л. О закрытии храмов в Кусунове, Лунёве и Ущере в 1930-е годы // Старая столица: краеведческий альманах. Вып. 7 / Центральная городская библиотека г. Владимира, отдел краеведческих исследований. – Владимир, 2013.
