RЕПЛИКА: текст от 16.01.23.
СКАЗКА В ТРАДИЦИОННОЙ КУЛЬТУРЕ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН
Для того чтобы уяснить, какое место занимали сказочные герои в представлениях народа о предках, необходимо остановиться на его восприятии волшебной сказки как таковой.
Этот вопрос интересовал отечественных ученых и общественно-культурных деятелей с середины ХIХ в., и ответы на него были разные. Литераторы (К. Аксаков, к примеру) и «кабинетные» ученые, сами считавшие сказку вымыслом (небылью, фантастикой, ложью), полагали, что также ее оценивают сказители и их аудитория. Ученые-собиратели (правда, не все) говорили о серьезном отношении народа к сказке и о его вере в то, что сказочные чудеса продолжаются и в современной жизни.
Одно из ранних свидетельств второго рода оставил собиратель И.А. Худяков: «…вера в языческое чудесное еще в высшей степени распространена в народе». По словам Н.Е. Ончукова, северные (печорские) сказители и слушатели относятся к сказкам двояко: и верят, и не верят, но все же больше тех, кто не сомневается в существовании «неведомых царств» и могучих богатырей. Сохранялась и вера в возможность чудесных превращений людей: Н.А. Иваницкий констатировал, что в 90-е годы ХIХ в. «случаи обращения людей в животных и деревья до сих пор считаются у вологодского народа вполне возможными и нередкими».
В некоторых российских регионах, в частности, в Пермской и Вятской губерниях, сказочники вплоть до начала ХХ в. верили в реальность сказочных героев и событий, независимо от способа усвоения сказки — «из природы», т.е. путем устной передачи, или «из книжки». Более того, они были убеждены, что на земле есть особые места, где до сих пор «зарождаются» богатыри, обитают чудища и сверхъестественные существа. Таким местом для них был Урал.
П.П. Чубинский писал, что украинцы не только верят в сказочные события, но считают, что они возможны и в настоящее время.
Для белорусского народа, утверждал Е.Р. Романов, сказки являются «сказаниями о чем-то совершившемся или даже совершающемся». О том же говорил и А.К. Сержпутовский: «Зачастую сам рассказчик не сознает, где оканчивается действительность и где начинается вымысел».
Приведенные свидетельства согласуются с той важной ролью, которую сказка играла в обрядности традиционного коллектива у всех восточных славян вплоть до начала ХХ в. На Русском Севере и у переселенцев Сибири в ХIХ в. богатырской (волшебной) сказкой или стариной открывались (зачинались) престольные и обетные праздники, установление которых возводилось к «заветам предков». * Эта общественно-ритуальная функция сказки и былины говорит, что их информация входила в историческую память этноса, а герои считались родоначальниками и вождями славянских
племенных групп.
Итак, можно вполне уверенно утверждать, что в сознании народа положительные герои волшебной сказки воспринимались как настоящие предки, воплощающие опыт воспроизводства поколений. Данный фактор перекрывает личностные свойства героев, чьи поступки в сказках далеко не всегда соответствуют традиционным нормам морального поведения.
… «Между севернорусскими и южнорусскими сказками (в данном случае соответственно великорусскими и украинскими), в которые вводятся цари и царевичи, достойно замечания то различие, что первые для изображения царя и царевича ищут красок вне мужицкого быта и избегают сходства между сказочным богатырем и теми людьми, которых рассказчик видит вокруг себя… (в украинской сказке наоборот. — Т.Б.).
Еще одна особенность южнорусской сказки. Если в нее вводится чудесное, то оно происходит скорее от таинственной силы, помогающей человеку, или от колдовства, нежели от свойственного севернорусской сказке богатырства. Богатырство имеет здесь (в украинской сказке. — Т.Б.) свой отличительный характер: часто оно является не в герое сказки, а в его слуге, который довольствуется своим смиренным положением и делает дивные дела исподтишка; и настоящий героизм малорусской сказки заключается не в торжестве физической силы или удальства — непременном условии сказки великорусской, а в перенесении постигающих человека бедствий и в выжидании счастливых обстоятельств. Иногда сказка даже оканчивается горестным положением главного действующего лица, и место торжества заступает тогда в ней великодушное участие в судьбе несчастного со стороны других действующих лиц. Герой сказки, претерпев разные несчастия и лишась, например, такой драгоценности, как зрение, или самой жизни, покоряет себе не государство, как в сказке великорусской, а сердца людей…».
Аграрная доминанта в жизнедеятельности и культуре украинского народа и низкое положение, которое он многие века занимал в этносоциальной и церковной структуре Польско-Литовского государства, обусловили крестьянский («хлопский») облик большинства ведущих сказочных образов и неактуальность богатырской героики. Только на рубеже Нового времени возник героический цикл — думы с темой борьбы украинского казачества против турецкого господства.
Следует также отметить, что в перипетиях сказочных украинских героев более значительное место, нежели у русских богатырей, занимает женская магия и волшебство, что можно приписать реликтовым матрилокальным формам, … занимавшим значительное место в их общественно-семейном быту, обрядах и обрядовом фольклоре вплоть до ХХ в.
* Церковные обетные праздники – праздники, установленные мирянами какого-либо прихода или другого локального сообщества по обету, в благодарность за спасение от постигшего их бедствия.
Источник:
Бернштам Т.А. Герой и его женщины: образы предков в мифологии восточных славян. СПб.: 2011.
Максимов В.М. Бабушкины сказки
