«В половине мая (1877 года — Т.В.) я поспешила уехать в Сахарово.
Вы знаете ваше Сахарово и знаете, какая не возмущаемая ничем… текла в нём жизнь семьи вашей, благодарение Богу, который послал благословение на дом вашего отца и матери (Гурко И.В.и М.А. — Т.В.). Жили они спокойно, не богато, но и не бедно, в любви редкой один к другому, к вам и ко всему окружающему. Никогда никого они не обидели, никогда никому понапрасну дурного слова не сказали… Жизнь наша в Сахарове текла млеком и мёдом. Сердцем отдыхала я там, там я забывала мои печали, недочёты, невзгоды и несправедливость судьбы или, лучше, испытания, посланные мне Богом за мои грехи.
Вы помните и, разумеется, никогда не забудете наши общие прогулки на большую поляну в лесу или на ельники, где мы набирали золотые рыжики, блестевшие золотом между травою и мохом, пока Капан, Наум и Талай раскладывали ковёр, раздували самовар и готовили чай. Отец ваш часто ложился и долго лежал, молча любуясь опушкою леса, живописно окаймлявшей нашу всеми любимую поляну.
Помню, как все вы смеялись надо мною, потому что я боялась лошадей и осторожно правила, сидя в кабриолете, моею клячею, едва таскавшей ноги.
Счастливые дни проводили мы в Сахарове! Туда-то и стремилась я и в это памятное лето.
Но я не нашла в Сахарове, чего искала. Мира не было. Буря зашла и туда. Она, правда, ещё не разразилась, но затишье перед бурею уже наступило. Мать ваша не разделяла моих мнений: она, хотя и боялась, но сочувствуя бедствиям славян, желала войны за освобождение их от ига турецкого. Точно тех же мнений держалась и ваша тётка (Лорентина (Марианна) Владимировна Муравьёва-Апостол, см.предыдущую публикацию), но всех горячее принимал это дело к сердцу отец ваш… Наследник,Государь уже уехали на Дунай, многие его сослуживцы уехали также. Его не взяли, и он со своей дивизией остался в Петербурге…
Я поняла бы, что отец семейства оставляет жену, детей для защиты Отечества, но для защиты болгар… это уж слишком!.. Нельзя же всех спасать и идти за чужое дело!..
Однажды утром, это было 15 июня, я ещё была в постели, когда вошла ко мне моя дочь Маша с таким лицом испуганным, встревоженным и, скажу, извращённым, что я поняла мгновенно, что случилось что-то очень важное.
— Мама, — сказала она, и я увидела в руках её бумагу, — я сейчас получила депешу от Жозефа. Государь вызывает его в армию. Он едет немедленно и завтра утром будет в Твери. Он просит привезти ему детей на станцию Тверскую, а я провожу его до Москвы…
Я была так поражена, что у меня и слёз не было. Не только энтузиазма прошлого сочувствия не испытывала я к этому восточному вопросу, я относилась к нему враждебно, а он отнимал у моей дочери горячо любимого мужа и у меня дорогого второго сына…
Я отдала моей бедной, едва державшейся на ногах дочери образ, доставшийся мне после смерти отца моего (В.А.Сухово-Кобылина — Т.В.)… Эти образом благословила моего отца его мать, когда он вступил в военную службу. С этим образом отец мой сделал турецкую кампанию 8 и 10 годов, он был с ним в 12 году, в сражении при Бородине и, наконец, в продолжении всей кампании 13 и 14 годов…
— Вот образ моего отца, — сказала я дочери. — Отдай его своему мужу. Да сохранит его Господь и возвратит нам, как возвратил моего отца…»
Салиас де Турнемир Е.В. Воспоминания о войне 1877-78 гг, адресованные внукам, Ромейко-Гурко.
—————
Автор воспоминаний, Елизавета Васильевна Салиас де Турнемир, рожд. Сухово-Кобылина, тёща будущего генерал-фельдмаршала Иосифа Владимировича Гурко, героя Русско-турецкой войны 1877-78 гг.
