30 декабря о смерти поэта.
С.П. Шевырев — Н.В. Гоголю.
“Милый друг, я должен начать это письмо грустною для тебя вестью. Помолись и укрепись духом. Не стало нашего доброго, милого Языкова. Он скончался 26-го декабря, на другой день праздника Рождества Христова, в 5 часов пополудни. Кончина его была самая тихая, без страданий. Он уснул, а не умер. Окружавшие его сначала того не заметили. Сам врач, за час до кончины у него бывший, не находил ничего отчаянного в его положении. Но Языков сам как слег, то уже знал наперед свою кончину. За три дня до нее он сам пожелал исповедоваться и причаститься святых таин. Память его во все время, несмотря на бред горячки, была так свежа, что он сделал даже все распоряжения, в чем его похоронить, и заказал повару все кушанья того обеда, который должен быть у него на квартире после похорон его. За два дня до смерти он утром сзывал всех в доме и спрашивал: «Верите ли в воскресение мертвых?» Видно, мысли нашей веры его глубоко занимали. В бреду горячки он пел и как будто читал стихи. Ты уже знаешь, конечно, что летом он предпринял гидропатическое леченье. Лето у нас было жаркое. Леченье шло тогда хорошо. Но в сентябре он простудился. Врачи настаивали продолжать. Он, по обыкновению, слушался. Нервы его напрягались, напрягались — и не вынесли. Последняя болезнь его была нервная горячка. В первый день как спокойно-величав лежал он на том столе, где любил угощать трапезой друзей своих. Болезненное отошло, и одно величие его физиогномии являлось взору. Какой чудный лоб! Болезнь его узила. Какие уста! Ими как будто объяснялся его чудный стих. <…> Завтра после погребения мы будем обедать в комнатах у покойного, по его желанию, и есть те блюда, которые он сам для нас заказал своему повару. Сообщаю тебе все эти подробности. Знаю, как тебе будет горька эта весть. Я боялся, что она к тебе дойдет через кого другого. Боялся также прямо написать тебе. Потому прошу Софью Петровну [Апраксину, в доме которой в Неаполе жил Гоголь], чтобы она с свойственною ей мягкостью и любовью приготовила тебя к этой вести и утешила в горе. Подробности же эти в таком горе, я знаю, бывают усладительны. Береги себя, милый друг, для всех нас и для России, которая многого ждет от тебя. Что делать? Здоровье Языкова не обещало долгой жизни. По крайней мере он умер без страданий. Чистота души его есть прекрасный завет всем его близко знавшим. «Блаженни чистии сердцем: тии бога узрят». Да, он, конечно, видит бога. Все нас меньше да меньше остается. Все крепче и крепче должны бы мы связывать узел дружбы, помогать друг другу, любить друг друга, заботиться друг о друге, стараться жить вместе, ближе друг к другу, потому что издали трудно все это исполнять, особливо при занятиях разного рода, при заботах семейных.” (30 декабря 1846 года, из Москвы в Неаполь)
Так в 43 года окончилась жизнь поэта, который называл себя «поэтом радости и хмеля», а также «поэтом разгула и свободы». Пушкин говорил, что кастальский ключ [источник Аполлона и муз, источник вдохновения], из которого пил Языков, течет не водой, а шампанским. Гоголь называл Николая Михайловича Языкова своим любимым поэтом: “Владеет он языком, как араб диким конём своим, да ещё как бы хвастается своею властью”. С Гоголем Языков познакомился в 1839 году в немецком курортном городке Ганау, куда поэт приехал лечить тяжелейшую болезнь спинного мозга. Они сразу подружились, у них оказалась прекрасная совместимость характеров, у Гоголя и Языкова даже был план (неосуществлённый), вернувшись в Москву, жить в одном доме.
В 1843 году Языков вернулся на родину в состоянии уже совершенно безнадежном. Несмотря на это, он создал еще рад шедевров, таких как “Землетрясение”.
Так ты, поэт, в годину страха
И колебания земли,
Носись душой превыше праха,
И ликам ангельским внемли,
И приноси дрожащим людям
Молитвы с горней вышины,
Да в сердце примем их и будем
Мы нашей верой спасены.
В последние годы жизни Языков заслужил ярлык “реакционера” от членов западнического кружка за его послания, направленные, как писал сам поэт, “противу тех, которые хотят доказать, что они имеют не только право, но и обязанность презирать народ русский, и доказать тем, что в нём много порчи, тогда как эту порчу родило, воспитало и ещё родит и воспитывает именно то, что они называют своим убеждением!”
В своем стихотворении “Пловец” (1829) Языков писал о “блаженной стране”, находящейся “за далью непогоды”, где “Не темнеют неба своды, / Не проходит тишина. Но туда выносят волны / Только сильного душой!..” Видимо, Языков уже все бури, “черную зыбь” и “сердитые валы” прошел, и волны вынесли его на берег блаженной страны тихо и мирно.
P.S. Так совпало, что святой праведный Иоанн Кронштадтский, поздравляя 30 декабря 1897 года с Новым Годом игуменью Таисию (Солопову), тоже посвятил часть письма теме смерти. Вот что он писал:
“Кланяюсь тебе усердно, молю за тебя Господа, да продлит Он твою жизнь на земле для устроения всех многоразличных и многополезных дел, которые Сам Он тебе поручает; Сам же Он и дарует тебе время все совершить и подкрепит твое слабое здоровье, доколе оно нужно. ЦАРСТВИЕ Небесное ПОДОБНО ТОМУ, КАК ЧЕЛОВЕК МЕТАЕТ СЕМЯ В ЗЕМЛЮ, обрабатывает его, доколе созреет плод, и только тогда, КОГДА он СОЗРЕЕТ, тогда только ПОСЛЕТ СЕРП, ЯКО НАСТА ЖАТВА, а не раньше пожнет нас Господь‚ — пока и плод сей с семенами созреет, и сами мы, совершив волю Его, созреем для ЖИТНИЦЫ Христовой, как ПШЕНИЦА зрелая“.
Н.М. Языков. Портрет работы Э.А. Дмитриева-Мамонова. 1840-е.
#история #19век #Россия #НиколайЯзыков #НиколайГоголь #дружба #смерть #поэт #поэзия #ИоаннКронштадтский
