Российская империя в трясине шпиономании
Настроение, владевшее российской общественностью непосредственно после начала Первой мировой войны, можно было бы описать четверостишием, сопровождавшим карикатурное изображение германского кайзера Вильгельма II (Wilhelm II) и австро-венгерского императора Франца-Иосифа I (Franz Joseph I) на лубочных картинках: «Ах ты, герман, герман-шельма, доберёмся до Вильгельма, а уж Франца-дурака раздерём мы до пупка!»
«Первым звоночком» для тех в России, кто намеревался скоропостижно «добраться» до Вильгельма и Франца, стало поражение двух русских армий в Восточной Пруссии в августе-сентябре 1914 года. 2-я армия генерала А. В. Самсонова была истреблена, сам генерал Самсонов застрелился. В феврале 1915 года была разгромлена 10-я русская армия в районе польского города Августов (северо-восток Польши), 20-й армейский корпус, попавший в окружение, сдался в плен во главе с командиром корпуса и начальником штаба.
Разочарование в силе русского оружия вызвало в России уже весной 1915 года острое общественное недовольство. Миллионы людей начали ломать голову над вопросом – каковы причины постигших Россию военных неудач?
Ответ на этот вопрос пришёл как бы сам собой – ну, конечно же, виноваты предатели и шпионы, которые засели повсеместно – на передовой, в высоких штабах, в тылу.
Кайзер Вильгельм II пьёт за здоровье русского поручика
Первой жертвой начавшей набирать обороты антишпионской истерии стал начальник контрразведки штаба 10-й армии полковник Сергей Николаевич Мясоедов.
С 1901 по 1907 год поручик Мясоедов был начальником жандармского отделения Санкт-Петербургско-Варшавской железной дороги в Вержболове (ныне это литовский город Virbalis), пограничном переходе между Германией и Россией. Вержболово оказалось золотой жилой для Мясоедова, небезвозмездно закрывавшего глаза на нарушения сановными пассажирами и коммерсантами паспортного и таможенного контроля. Находясь на службе, Мясоедов не брезговал ростовщичеством и контрабандой.
В нескольких десятках километров от Вержболово, в Восточной Пруссии, находилось поместье Роминтен (ныне посёлок Краснолесье Калининградской области), где каждую осень стрелял оленей и лосей кайзер Вильгельм II. Вильгельм несколько раз приглашал Мясоедова, прекрасно говорившего по-немецки, хорошо знавшего Пруссию и её обычаи, принять участие в охоте, однажды провозгласил даже тост за его здоровье, подарил Мясоедову свой портрет.
Уволенный «на гражданку» после жёсткого конфликта с начальством, Мясоедов стал заниматься коммерцией. Было прослежено, что один из тех, с кем поддерживали деловые связи компаньоны Мясоедова, имел отношение к немецкой разведке. Так применительно к Мясоедову впервые, пусть и не напрямую, прозвучало слово «шпион».
Через свою жену, познакомившуюся с женой военного министра Сухомлинова, Мясоедов сблизился с самим министром, и Сухомлинов в сентябре 1911 года взял его к себе в министерство в чине подполковника.
В 1912 году российские газеты напрямую обвинили Мясоедова в шпионаже. Три расследования и установленная за Мясоедовым слежка не выявили доказательств вовлечённости Мясоедова в измену. Тем не менее, узнав об этих обвинениях, Сухомлинов уволил Мясоедова в отставку.
Дело Мясоедова – суд скорый и несправедливый
С началом Первой мировой войны Мясоедов попросился в армию. Запросили мнение Сухомлинова, тот ответил, что не возражает против направления Мясоедова в штаб 10-й армии, расположенной в районе его прежней службы в Вержболове, как хорошо знающего местные условия. 10-я армия входила в состав Северо-Западного фронта, развёрнутого против Восточной Пруссии и немецкой Силезии от Балтийского моря до Центральной Польши.
18 февраля 1915 г. Мясоедов был арестован и обвинён в шпионаже в пользу Германии. Военно-полевой суд над Мясоедовым состоялся в тот же день. Доказательств, подкрепляющих обвинения, суду не было представлено, сам Мясоедов свою вину отрицал. Смертный приговор прозвучал вечером в день суда, подписан без предварительного утверждения высшим военным руководством, и, как того требовал закон, ночью Мясоедов был повешен.
Подавляющее большинство историков, исследовавших дело Мясоедова, считают его невиновным в шпионаже, а суд – фарсом. Английский историк Уильям Фуллер (William C. Fuller) в книге «Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России» (Издательство Новое литературное обозрение, 2009 год) полагает, что Мясоедов стал козлом отпущения российских военных неудач и что организаторы дела, высшие представители военной власти в Ставке, знали о его невиновности.
Ограниченный объём этого материала не даёт мне возможности объяснить, почему именно Мясоедов был избран на роль этого самого козла отпущения. Скажу лишь, что бывший жандарм с изрядно подмоченной служебной и деловой репутацией, с немецкими и еврейскими знакомствами, с женой-еврейкой, с намертво прилипшими подозрениями в связи с немецкой разведкой оказался в нужное время в нужном месте, чтобы как нельзя лучше подойти на роль немецкого шпиона, каким он рисовался человеку, жаждущему немедленного отмщения за постигшие русскую армию катастрофы.
Военного министра назначают германским шпионом
Весна и лето 1915 года принесли России новые безрадостные вести. В результате так называемого Великого отступления российской армии были оставлены российская часть Польши, значительная часть Прибалтики, Галиция.
Поспешная казнь Мясоедова не принесла успокоения в возбуждённые антишпионской риторикой умы в России. Свалив на Мясоедова вину за поражение 10-й армии, власти невольно внушили населению, что за каждым военным поражением России скрывается, как мы бы сейчас сказали, «пятая колонна».
И почему бы русскому обывателю не предположить, что в последних военных неудачах России виноват некто гораздо более влиятельный, чем Мясоедов? По этому поводу распространялась масса слухов, например, о предателях-генералах, которых в кандалах провели по улицам русских городов, перед каждым несли блюдо с рейхсмарками, которыми эти генералы были подкуплены.
Следующей после Мясоедова жертвой маниакальной подозрительности стал генерал Владимир Александрович Сухомлинов, военный министр с 1909 года, начальник генштаба Российской империи. Молва делала прежде всего Сухомлинова ответственным за недостатки в снабжении русской армии боеприпасами и вооружениями, роковым образом влиявшие на кампанию 1915 года.
12 июня 1915 года Сухомлинов, пользовавшийся особой благосклонностью императора, был уволен им с должности военного министра.
1916 год не принёс России желанного перелома на фронтах. Поражением кончилось наступление русских войск у озера Нарочь в марте 1916 года, планировавшееся затем одновременное наступление силами трёх русских фронтов провалилось.
Брусиловский прорыв, начавшийся 4 июня 1916 года, привёл к незначительным территориальным приращениям (Буковина, восточные Галиция и Волынь), в стратегическом же смысле оказался катастрофой – в августе в войну на стороне Антанты вступила Румыния, но была быстро разгромлена.
Россия погружалась в трясину шпиономании. Органы контрразведки и полиции были завалены доносами о немецких агентах, и кого там только не было – министры (все без исключения!), военные и хозяйственные руководители, носители немецких фамилий, даже студенты, дворники, домохозяйки, городовые.
И по мере того, как военные перспективы России становились всё мрачнее, обвинения в адрес Сухомлинова обретали всё более зловещий характер.
«Что это, глупость или измена?»
22 апреля 1916 года Сухомлинов был арестован и заключён в Петропавловскую крепость, ему предъявили обвинение не только в должностных преступлениях, но и в государственной измене в пользу Германии, причём совершённой им совместно с Мясоедовым. Демонизация Сухомлинова дошла до того, что утверждали, будто убийство премьер-министра П. А. Столыпина в Киеве в начале сентября 1911 года организовал германский генштаб при помощи Сухомлинова, которого австро-германская разведка намечала на пост премьер-министра.
Подбавил дровишек в и без того уже пылающий ярким пламенем костёр национальной истерии неожиданный приказ императора от 11 октября 1916 года – Сухомлинова из Петропавловской крепости освободить и перевести под домашний арест.
В мозгах измученных войной русских людей складывалась такая мысль – возможности для деятельности шпиона Мясоедова созданы Сухомлиновым. B начале войны Мясоедов с подачи Сухомлинова попал на фронт и предал 10-ю армию. Но Сухомлинова на должность назначил Николай II, и если император спас Сухомлинова от заслуженного заключения в крепости, то что можно думать о таком монархе?
Такого рода настроения стали перехлёстывать через край после сразу же ставшей знаменитой речи, произнесённой 1 ноября 1916 года с трибуны Государственной думы лидером партии кадетов П. Н. Милюковым. Обвиняя императрицу Александру Фёдоровну и правительство в подготовке сепаратного мира с Германией и ссылаясь в качестве доказательства на немецкие газеты, Милюков каждый из своих упрёков завершал вопросом-рефреном: «Что это, глупость или измена?».
Речь вызвала в стране такой психоз шпиономании, и без того одолевавшей страну, что многие современники впоследствии считали её сигналом к началу революции.
Версия Милюкова казалась безупречной благодаря немецкому происхождению Александры Фёдоровны, урождённой принцессы Великого герцогства Гессен-Дармштадт (имя, данное ей при рождении Victoria Alix Helena Louise Beatrice von Hessen und bei Rhein). Приведу характерный анекдот тех дней: у наследника трона Алексея спрашивают, почему он каждый день плачет. «Как же мне не плакать, – отвечает цесаревич, – русских бьют – папа плачет, и я с ним, немцев бьют – мама плачет, и я плачу с ней».
Обычно утверждается, что Февральская революция выросла на волне глубокого социально-экономического кризиса, связанного с войной. Это верно, но только отчасти. Уже цитировавшийся Уильям Фуллер указывает, что есть ещё одна причина революции – небывалая доселе, особенно нетерпимая для страны, ведущей тяжёлую продолжительную войну (к началу 1917 года число убитых солдат и офицеров русской армии приблизилось к двум миллионам), дискредитация власти, когда многие высокопоставленные чиновники, правящие фигуры режима, включая императрицу, были заподозрены в шпионаже и государственной измене.
Таким образом, шпионские скандалы, связанные с «мясоедовщиной» и «сухомлиновщиной» (расхожие газетные термины того времени), оказались смертельными не только для военной мощи Российской империи, но и для её государственности.
Невозможно не заметить удивительной схожести дела Мясоедова/Сухомлинова с развернувшейся шпионской паранойей и судебной практикой сталинизма 1930-х годов, постановочных судебных процессов по обвинению «врагов народа».
Показательно, что М. В. Родзянко, председатель IV Государственной думы, после завершения «дела Мясоедова» требовал: «Должны быть повешены даже те, которые чистили Мясоедову сапоги». В этом высказывании вся «философия» сталинского «Большого террора» – презумпция виновности, всякий, на кого падает подозрение, считается преступником.
Несколько слов о дальнейшей судьбе Сухомлинова. После Февральской революции 1917 года он был вновь заключён в Петропавловскую крепость и отдан под суд. И хотя не было представлено ни одного доказательства шпионажа или измены, Сухомлинова в сентябре 1917 года приговорили к пожизненной каторге. Однако он попал под амнистию, объявленную большевистским правительством для заключённых старше 70 лет в связи с празднованием 1 мая 1918 года, в сентябре 1918 года бежал в Финляндию, откуда перебрался в Германию.
Выдумкой являются рассказы советской пропаганды, что последние годы своей жизни он провёл на вилле на озере Ванзее и служил консультантом Рейхсвера, помогая отрабатывать планы нападения на Советский Союз.
На самом деле, жил он в нищете, главным образом в Берлине, добывая себе пропитание тем, что мастерил на продажу тряпичные куклы. В феврале 1926 года найден замёрзшим на скамейке в парке, похоронен на русском кладбище в Берлине.
Сухомлинову можно предъявить кучу претензий, но предателем и германским шпионом он не был. В последнее время в ряде монографий деятельность В. А. Сухомлинова на посту военного министра оценивается даже положительно.
На фото : генерал Сухомлинов В.А.
