Епископ Нестор Камчатский
Расстрел Московского Кремля 27 октября — 3 ноября 1917 г. (отрывок)
<…>
Наутро мы в качестве депутатов Собора по окончании ранней литургии отправились, куда призывал нас долг перед Церковью и Родиной.
Впереди нашей мирной процессии шли два крестьянина с белыми флагами, на которых был красный крест, далее следовали два священника, архимандрит с иконой Святителя Патриарха Ермогена, Архиепископ Димитрий шел со Св. Евангелием, рядом с ним я, имея на себе Св. Дары, а позади всех нас шел Митрополит Платон со Св. Крестом. Батюшки были в епитрахилях, а архиереи в епитрахилях, малых омофорах и клобуках. От самого здания Соборной Палаты почти до Петровского монастыря нас с пением молитв провожали некоторые члены Собора, многие из них шли со слезами. Случайные встречные с благоговением снимали шапки, молились и многие плакали, становились на колена, настойчиво просились с процессией, но присоединяться к нам мы не разрешали, дабы не подвергать их опасности расстрела. Печальное зрелище представляли из себя московские улицы. Стекла во многих домах и магазинах были выбиты или прострелены, всюду следы разрушений, местами по улицам нагромождены баррикады; конные патрули, грузовики и автомобили, наполненные солдатами с винтовками наперевес, разъезжали во все стороны. По площадям пушки и пулеметы.
У большевистского же комиссариата много солдат. Когда мы приблизились к дверям, нас остановили и долгое время мы ждали, когда угодно будет доложить большевистскому начальству о нашем приходе. В ожидании у крыльца, на улице, в толпе солдат пришлось перенести площадную брань и оскорбление…
После долгого ожидания на улице в комиссариат был пропущен только один Митрополит Платон, которому и было обещано, как он сообщил Собору, сохранить в целости Кремль и объявлено, что стрельба в этот же день будет прекращена и что переговоры об этом уже ведутся. Несмотря на обещание, именно в ночь со 2 на 3 ноября Священный Кремль подвергся жестокому обстрелу и разгрому со стороны большевиков. Узнав об этом, 3 же ноября я со священником Чернявским отправились в Кремль. Нас пропустили в Спасские ворота. Прежде всего мы по пути зашли в женский Вознесенский монастырь. Здесь уже было полное разрушение. В храме Св. Великомученицы Екатерины насквозь пробита артиллерийским снарядом стена верхнего карниза и верхний свод храма. Отверстие по одному квадратному аршину. Другим снарядом разрушена часть крыши на главном куполе. От ружейных пуль и снарядных осколков разбиты купола храмов монастыря и крыши всех построек обители. Стекол выбито до 300 мест. В храме Св. Екатерины на носилках среди церкви на полу лежал убитый ружейной пулей в висок юнкер Иоанн Сизов. У тела убиенного я отслужил литию. Когда солдаты уносили из Кремля тело этого юнкера, в ответ на соболезнование из толпы о мученической смерти они выбросили тело с носилок на мостовую и грубо надругались над ним.
Из Вознесенского монастыря мы с батюшкой прошли осматривать разрушение Кремля. Когда мы находились во дворе Синодальной Конторы, близ казарм послышался какой-то крик и гул толпы. Толпа, видимо, приближалась к Чудову монастырю. Когда она была близко, то стало ясно, что озверевшая толпа над кем-то требует самосуда и ведет свою жертву к немедленному расстрелу. Я перебежал как мог быстро со двора к толпе солдат, бушевавшей между Царь-пушкой и Чудовым монастырем; батюшка Чернявский подходил к толпе с другой стороны. Здесь я увидел, как неизвестный мне полковник отбивался от разъяренной окружавшей его многолюдной толпы озверевших солдат. Солдаты толкали и били его прикладами и кололи штыками. Полковник окровавленными руками хватался за штыки, ему прокалывали руки и наносили глубокие раны, он что-то пытался выкрикивать, но никто его не слушал, только кричали, чтобы немедленно его расстрелять. Какой-то офицер вступился за несчастного, пытаясь защитить его своей грудью, тоже что-то кричал. Я подбежал к толпе и стал умолять пощадить жизнь полковника. Я заклинал их именем Бога, родной матери, ради малых детей, словом, всеми возможными усилиями уговаривал пощадить, но озверевшей толпой овладела уже сатанинская злоба, мне отвечали угрозами немедленно расстрелять и меня, ругали буржуем, кровопийцей и проч. В это мгновение какой-то негодяй солдат отбросил несчастного мученика в сторону, и раздались выстрелы, которыми все было кончено. Офицер, защищавший полковника, здесь же бросил бывшую у него винтовку, отошел к разрушенной стене у Синодальной Конторы и повалился на груду кирпичей. Причина убийства этого полковника (56-го полка) заключалась в том, что полковник должен был временно сократить довольствие солдат за недостатком провианта на 1/3 порции хлеба в
течение полудня до подвоза нового запаса…
Пробраться в Кремль сейчас нет почти никакой возможности. С большими неприятностями и после длинной волокиты всяких хлопот нынешние правители Москвы выдают на небольшом обрывке бумаги с какими-то непонятными отметками — пропуск, который при посещении Кремля бесконечно проверяется часовыми. Виновники, в безумной ярости разрушавшие святыни, в ужасе затворили кремлевские ворота и скрыли Кремль от взоров, справедливо боясь народного гнева, который безусловно последовал бы, если бы толпы людей, с жадным любопытством устремившихся посмотреть свой Кремль после боя, пропустили бы внутрь, в его распавшееся каменное недро. Чувство невыразимой тоски поистине неизглаголанного горя охватывает вас при виде этих разрушений и ужаса, и чем вы углубляетесь дальше в осмотр поруганной святыни, тем эта боль становится сильнее и сильнее. С неподдающимся описанию волнением вы переступаете ограду на каменную площадь к великому Успенскому собору и видите огромные лужи крови с плавающими в ней человеческими мозгами. Следы крови чьей-то дерзкой ногой разнесены по всей этой площади.
<…>
1917. Разрушения после боев в Москве.
