Пребывание Добровольческой армии в немецкой колонии Гначбау, похороны Корнилова, успешный бой и оставление Гначбау.
14-го апреля 1918-го года, с наступлением темноты добровольцы добрались до небольшой речки, протекавшей на подступах к немецким колониям. Почти не останавливаясь, обоз и строевые части сходу преодолели последнее препятствие и вошли в Гначбау — небольшую немецкую колонию из 12-и аккуратных и чистеньких домиков. Разумеется, что даже десятой части добровольцев ночлега не хватило, большинство расположились на отдых прямо под открытым небом, но после всего пережитого даже такой сон был самым желанным. Молодой организм брал свое, люди ложились на весеннюю травку и мгновенно засыпали. Здесь же расположился обоз с раненными, прибыл со своим штабом новый командующий генерал Деникин, он поблагодарил добровольцев за героизм и мужество, после чего после отдыхать.
Всю ночь большевики готовились, стягивая тяжелую артиллерию, а утром открыли по колонии ураганный огонь, обстреливая также соседнюю колонию, где расположилась на ночевку и все еще оставалась Инженерная рота полковника Банина. Артиллерия противника изрыла все дворы и окраину колонии, появились первые потери — один из снарядов угодил в дом, где располагался генерал Алексеев, осколки сразили наповал его писаря. Становилось понятно, что времени у штаба Добровольческой армии для принятия решения еще меньше, чем предполагалось и надо действовать быстро.
Первым делом были подведены краткие результаты штурма Екатеринодара и посчитана численность оставшихся в строю добровольцев. Итог был далеко не утешительным, фактически за шесть дней боев армия сократилась вдвое и вместо 6-и тысяч начитывала всего 3-и, многие из которых были ранены, но оставались в своих частях. Лучше остальных уцелел Офицерский полк генерала Боровского, сохранивший из 750-и порядка четырехсот штыков, самыми многочисленными были 1-я и 3-я роты в составе 90-100 человек каждая, остальные четыре роты насчитали в среднем по 40-50 человек.
Таким образом снова была проведена реорганизация армии, 5-я и 6-е роты наиболее боеспособного Офицерского полка, состоявшие из бывшего Юнкерского батальона, были сведены в одну роту, а оставшиеся на вооружении пулеметы были распределены в количестве 2-3 пулеметов на роту, патроны также распределили поровну, правда их уже почти не было. Похожая ситуация была и в Отдельных артиллерийских батареях, 1-я и 2-я имели по два орудия и входит в состав 1-й и 2-й пехотных бригад, а 3-я батарея в составе одного орудия состояла при конной бригаде генерала Эрдели.
Положение остальных частей было еще хуже, так Корниловский полк во главе с полковником Кутеповым насчитывал всего 67 штыков и был фактически сведен в одну роту. Партизанский полк раненного генерала Казановича насчитывал порядка 250-и штыков, Инженерная рота полковника Банина — 80 человек. 1-й Конный полк полковника Глазенапа прикрывая отступление колонны Добровольческой армии, потерял 500 из 700 шашек. У кубанцев ситуация была не лучше, страшные потери усугубило то, что некоторые казаки просто разошли по домам, не желая уходить из родных краев и посчитав, что все кончено. В такой ситуации новому командующему не позавидуешь, ведь принял он по сути дела не армию, а горстку измученных и раненных людей, чье спасение зависело практически от чуда.
Изменения касались и обоза, здесь до минимума сократили количество телег, чтобы можно было как можно быстрее проскочить железнодорожное полотно, что было залогом дальнейшего существование армии. Лица раненных стали мрачнее тучи, по телегам поползли тревожные слухи. Многие уже знали об оставленных в Елизаветинской раненных и в случае чего были готовы застрелиться, лишь бы только не попасть в руки красных. Некоторые покупали у местных немцев гражданскую одежду и тут же переодевались, другие упрекали их в трусости и малодушии, третьи вспоминали офицеров, оставшихся в Ростове и во всем винили их. Настроение снова было тягостное, но были и те, кто выражал готовность сражаться до конца, корниловец Левитов позже вспоминал:
«Некоторые открыто говорили о безвыходности нашего положения и о необходимости спасаться любыми средствами. Однако им стали открыто возражать. Так, один воспитанник Виленского военного училища громко заявил:
— Вы — как хотите, а я буду биться. Девиз нашего училища говорит: «Один в поле и тот воин!»
Громко и уже с возмущением обрушились Корниловцы-офицеры на павших духом, обвиняя их в предательстве.»
В строевых частях настроение было не лучше. Командиры старались, как могли, подбодрить добровольцев, частенько заглядывая к ним и похлопывая по плечу, но те сами все понимали и все это выглядело достаточно трагично. А тем временем большевики уже в 10 часов утра впервые попытались атаковать колонию со стороны станицы Андреевской. В ответ полковник Кутепов собрал вокруг себя остатки Корниловского полка, сведенные им в одну роту и мобилизовав команды музыкантов, повел их в контратаку на густые цепи и небольшие отряды конницы противника. Отряд Кутепова насчитывал не больше ста штыков, смертельно измученные люди шли вперед, не обращая внимания на стрельбу большевиков. Резким ударом они опрокинули красных и при помощи, подоспевшей конницы Глазенапа, перекололи большевиков, которые пытались бежать, но в результате навсегда остались лежать в открытой степи, а корниловцы и конница с победой вернулись обратно в колонию.
Однако на этом бой не закончился, вскоре красные с новыми силами повели более масштабное наступление. Их артиллерия без перерыва обстреливала расположение добровольцев, а пехота двинулась в решительную атаку. Основные силы красных двигались со стороны достаточно большой станицы Нововеличковской. Немногочисленные корниловцы не смогли бы справиться с таким натиском, поэтому пришлось срочно поднимать по тревогу и вводить в бой Офицерский полк генерала Боровского. При этом Сергей Леонидович Марков лично руководил сражением, распределяя роты вдоль окраины колонии. Он понимал, что надо удержаться, во что бы это не стало, но и патронов для выполнения задачи практически не было, людям было роздано все, что имелось, а это по 3-5 обойм.
Вскоре красные стали обстреливать не только дома, но и залегшие роты Офицерского полка, но их снаряды пока не долетали до добровольцев, разрываясь чуть впереди. Тогда большевики подтащили еще два орудия и выкатив их на прямую наводку, открыли огонь. Батареи Добровольческой армии молчали, у них осталось всего несколько снарядов, которые берегли на крайний случай при переходе железнодорожного полотна, таким образом белая пехота попав под артиллерийский огонь красных, осталась без поддержки своей артиллерии. Подполковник Миончинский беспомощно наблюдал за происходящим. Он понимал, что ему хватило бы нескольких выстрелов, чтобы разметать батареи противника, но сейчас такой возможности он не имел и оставался всего лишь сторонним зрителем.
После долгого обстрела красные пошли в атаку. Офицерские роты встретили их прицельными залпами и штыковой контратакой. Впереди полка как всегда шел генерал Марков, увлекая своим примером добровольцев, он первым бросился на противника. По многочисленным воспоминаниям первопоходников при виде Сергея Леонидовича уверенность вселялась буквально в каждого и этот раз не стал исключением. Офицерский полк буквально смял плотные ряды большевиков и после короткого штыкового боя обратил их в паническое бегство, а сам вернулся обратно на окраину колонии, заняв оборону от возможных повторных атак противника. Однако красные больше не пытались атаковать силами пехоты или конницы, только изделия обстреливая расположение Добровольческой армии.
Меж тем штабу Добровольческой армии надо было что-то решать. Подавляющее большинство окрестных станиц находились в руках большевиков, а оставаться еще на одну ночь в Гначбау было смертельно опасно. Разведка доносила, что большевики устроили в станице Нововеличковской большой митинг и пребывая в полной уверенности, что добровольцы никуда не уйдут, требуют от своего начальства перенести наступление на ночь. Таким образом во избежание ненужных потерь колонне Добровольческой армии следовало покинуть Ганчбау до решающей атаки красных, так и порешили.
Оставалось только похоронить тела генерала Корнилова и полковника Неженцева, привезенные в обозе. В строжайшей секретности несколько офицеров конвоя доставили их за околицу станицы и под естественным прикрытием природного рельефа приступили к рытью могил. Первым хоронили Лавра Георгиевича, затем Митрофана Осиповича, их гробы опустили в еще сырую весеннюю землю, после чего закопали и сравняли могильные холмики, чтобы скрыть место захоронения и избежать надругательства над останками героев. Поэтому даже штаб во главе с Деникиным и ближайшие соратники павших не присутствовали на этих скромных похоронах, а прощальным салютом чести для них стали раскаты артиллерийских залпов большевиков, продолжавших методично обстреливать колонию.
Тем временем тревога в обозе усиливается, особенно паникуют гражданские, среди которых много политиков старых времен и прочих далеких от армейских дел лиц, из-за которых по колонии ползут самые абсурдные и противоречивые слухи. Деникину докладывают о том, что матрос Баткин с группой гражданских и двумя полками якобы хотят выдать командиров красным в обмен на пропуск, а сам Баткин сообщает раненным о том, что генерал Романовский едет на переговоры с большевиками, планируя откупиться золотом. Однако на самом деле ни один из слухов не соответствует действительности, да и золота никакого у командующего нет. Деникин понимает пагубность таких слухов, но не может успокоить людей и лишь отдает приказ ускорить подготовку к выступлению.
Все лишнее предписывается уничтожить, чтобы не осталось большевикам. Так артиллеристы выводят из строя несколько орудий, обозные перекладывают раненных и рубят топорами лишние телеги, остатки которых бросают тут же в реку. Настроение у всех хмурое, особенно тревожно среди раненных, еще бы, огонь артиллерии красных все крепчает. «Нагнали!» — то и дело мелькает в голове.
Некоторые подводы без приказа начинают выдвижение, ослепший капитан в панике бросается за ними и умоляет взять его с собой, но спотыкается и падает. Его поднимают, но он уже мертв — не выдержало сердце, разорвалось. Все как-то сразу останавливаются, да и бежать некуда, впереди, позади, вокруг красные. Уже стемнело, паника прекратилась, добровольцы приготовились ко всему.
В строевых частях и обозе еще никто не знает о том, что Деникин уже отдал приказ о выдвижении в сторону станицы Медведовской, неподалеку от которой планируется пересечь железную дорогу и прорываться из тесного кольца крупных отрядов и полков противника. Только поздним вечером командиры бригад отдают приказ о выступлении из колонии. Впереди в авангарде идет 1-я пехотная бригада генерала Маркова, дальше получает приказ и выдвигается под прикрытием Чехословацкого батальона обоз с раненными, он идет чуть позади штаба генерала Деникина, а замыкают небольшую колонну обреченных поредевшие больше других полки 2-й пехотной бригады. По флангам колону прикрывают черкесы и 1-й конный полк полковника Глазенапа. Напряжение будто спадает и появляется надежда на живительный прорыв. Люди стараются идти широкими шагами и больше не обращают внимание на боль, усталость и обстрел красных, пытавшихся сорвать выступление колонны из Гначбау.
Темнота укрывает добровольцев от обстрела, раненные с интересом наблюдают за заревом в ночном небе. Вскоре стрельба начинает постепенно стихать, не принося никакого вреда. Только случайный снаряд попадает в одну из повозок обоза с раненными и отрывает осколками обе ноги казаку-возчику, который протяжно стонет, даже не прося о помощи. Сестры милосердия едва сдерживают слезы, но ничем помочь бедолаге не могут и он вскоре умирает от потери крови. Оставшуюся часть дороги обоз едет в тишине и с тяжелым чувством ожидания своей участи.
Однако вскоре на правом фланге раздается стрельба, слышен дальний шум и крики — это большевики атаковали черкесский полк, прикрывавший колонну с правой стороны. Черкесы рассержены атакой красных, с громким «Ура!» они бросаются на противника и после короткого боя отгоняют его прочь, изрубив большую часть атакующих. Больше красные атаковать не пытаются и оставшуюся часть ночи колонна продвигается беспрепятственно. Вскоре поступает приказ о том, чтобы добровольцы не курили и сохраняли тишину, теперь все понимают, что армия идет на прорыв через железную дорогу.
Руководитель культурно-исторического проекта «Забытая Россия» Денис Романов.
