Есть прихожане, о которых помнится очень и очень долго. Сергей Иванович Войнаховский умер в 1983 году. По меркам нашей короткой приходской памяти, умер очень давно. Так есть. Никто из нынешних, наполняющих наш Крюковской храм верующих уже естественно его не помнит, потому, что основной нынешний состав членов церкви это пришедшие в нее уже в начале 90х, а то и в 2000х. годах.
Идет 1982й год, наша церковь полна народу, как никак, она есть одна единственная на несколько районов, я служу диаконом и слышу, как какой то пожилой мужчина читает на клиросе акафист. Я думаю: «Что такое? Никогда не видел мирянина, читающего в храме акафист?» Отец Василий мне говорит: «У нас так заведено, перед службой читает акафист Сергей Иванович. Он очень хороший человек. Ему можно читать». А Сергей Иванович читает, читает, а то берет еще и поясняет кое что: смысл праздника или житие святого. Так я впервые услыхал о нем и увидел его. По окончании чтения акафиста благодарные бабы кричат: «Спаси Господи!» Народ очень любит акафисты. Чтением акафистов в церкви Сергей Иванович насколько можно было, компенсировал свою так и не сбывшуюся мечту о священстве.
В 1938 году уже была назначена его хиротония, но в день предшествующий ей его забирают и отправляют в места не столь отдаленные как пособника врагов народа. По 58й он отсидел 10 лет. О священстве пришлось забыть навсегда. Об Успенском соборе Кременчуга он вспоминал следующее:
В 1922 году собор объявив национальным достоянием(национализировав) закрыли впервые. Разрешив верующим молиться в колокольне. Колокольня, в которой на верхних ярусах размещалась библиотека, была довольно таки просторным сооружением. Что же, деваться негде, служили в ней.
Верующие, как то еще надеялись, что лихолетье церковное, дело временное. Наладятся отношения церкви и государства, все образумится, утихомирится и верующие смогут вернуться в большой храм. Тщетна надежда была и скорбна
Никто от новой власти не ожидал чего то серьезного, тем более долголетней политической непримиримости. Думали, ну пришли ребята к власти, попыжатся поначалу, посоставляют свои идеи, лозунги, пректы-прожекты. Сколько мы их уже видели и слышали. Может быть, на пару лет, жестко попробуют воплотить их в жизнь. Но, затем все равно придется мириться с населением, с людьми, со страной. Не тут, то было. Большевики закручивали гайки сильнее и сильнее. Мороз политического и религиозного террора все крепчал и крепчал. Им не нужны были люди, им нужна была только своя идея.
Затем после 22го года, мы каким то образом, вернулись в большой собор. Но, радости уже прежней не было. Это было время внутрицерковной смуты. Появились обновленцы и автокефалисты. В 30 х годах собор неоднократно переходил из рук в руки, в нем поочередно совершали службы, то обновленцы, то украинцы автокефалисты, то мы, традиционные православные – тихоновцы, как нас тогда, в те годы называли. Время было очень тяжелое и неспокойное.
Бывало и такое. Приходит в собор делегация, человек восемь, называют себя причтом новообразовавшейся церкви, вызывают старосту и объявляют ему волю своего епископа:
-Сегодня всенощное бдение в соборе будет совершать владыка Кременчугский Сергий. Собор отныне местным городским Советом передан нам. Теперь мы его законные хозяева.
-Не знаем мы никаких Сергиев, — говорит им взволнованный староста, — у нас есть наш законный владыка Николай(Пирский) Кобеляцкий, викарий знаемого нами преосвященного Полтавского и Переяславского.
-Ваше возражение и упорство бессмысленно, — говорит ему представитель делегации, — ваша власть, Тихоновцев, уже закончилась. Повторяем, сегодня вечером в соборе совершает всенощную владыка Кременчугский Сергий. Вы говорите, что нас не знаете? Это ничего, скоро узнаете!
Тогда еще архиереи ездили на лошадях, машин было мало и они, автомобили, использовались искючительно представителями новой Советской власти. Но, следует заметить, что и карет уже тогда не было. Никто из архиереев не решался использовать эту роскошь, как считалось, ушедшего уже самодержавного прошлого. Были повозки с крытым или открытым верхом, кто, что мог себе позволить и не более. Так было.
Вот, вечером к собору подкатывает повозка запряженная тройкой лошадей, остановилась. С нее встает ново-самосвято-званный владыка, здесь поджидает его паства, состоящая из десятка человек, берут благословение и сообщают владыке, что, вот мол, дерзость, в собор их не пускают, двери напрочь закрыты, но в самом соборе слышно пение, идет служба. Возмущаются. Послали человека сообщить властям, которые их в те годы поддерживали.
Те, в скором времени заявляются. Стучат в двери собора. Но, оттуда нет ни гласа, ни послушания. Представители комитета районного Совета тоже нервны, возмущаются. Как так, их, законную власть, не впускают!? Они вооружены.
Через какое то время, повозмущавшись и видя, что ихняя не берет, приняли решение брать собор штурмом. Комитетчики выхватывают револьверы и стучат в двери рукоятками. Тихо. Затем, отойдя несколько шагов от дверей, стреляют в двери собора, в замки. Вместо клубов дыма и благоухания ладана, во дворе церковном стоит дым с резким запахом пороха. Дым, весьма недобро предвещающий воцаряющуюся мерзость запустения, на святом месте.
Но, крепкие церковные двери, кованные железом, не поддались на выстрелы. Где то через полчаса, двери торжественно распахнулись, открыв нетерпеливым временщикам зрелище, мира очень не похожего на них. В соборе их взору открылась картина: люди стоящие в смиренном коленопреклонении алтарю и поющие молитву Божией Матери: «Под твою милость прибегаем, Богородице Дево, молений наших не презри в скорби, но от бед избави нас, едина чистая и благословенная». Всенощная закончилась.
Затем, пришлось смириться, в Соборе служили поочередно. Мы, Тихоновцы служим раннюю литургию, они обновленцы в упряжке с автокефалистами самосвятами – позднюю. На нашей службе собор стоит весь полон народу, у них же на литургии человек двадцать, не больше. Жалко смотреть.
Так продолжалось до 1938 года. Когда советская власть смела всех, нас Тихоновцев как и их — автокефалистов. Всем уготована была одна дорога – в ссылки и лагеря на грандиозные, масштабные стройки светлого будущего.
В лето 38 в Кременчуге не оставалось ни одного священника, кто бы мог совершать службу. Все были репрессированы, как те, так и другие.
Первым из первых, что сделали большевики, это начали жечь книги из церковной библиотеки, что в колокольне. Перед зданием банка развели костер. Книг было так много, что пламя, освещая площадь днем и ночью, полыхало двое суток. Тогда антирелигиозные активисты-громилы видя, что зачем пламени гореть даром, стали разбирать под одну руку и резной золоченный большой соборный иконостас. Выносили конструкции на улицу, здесь, на площади, рубили тонко инкрустированные колонны с виноградным орнаментом на мелкие части и бросали в огонь поверх книг. Тоже делали и с иконами. Чтобы не было возмущения народа на улице, иконы разрубывали на части внутри самого здания и затем уже в виде щепок выносили и жгли. Таким образом, костер горел двое суток, освещая в ночи площадь красным, тревожным светом и нынешнее уцелевшее здание банка.
В войну сорок первого собор опять был открыт. Этот раз служили только наши традиционные — тихоновцы. Бедный ободранный собор, не имел уже и тени дореволюционного величия, без иконостаса и паникадил. Просто по низу на стенах были развешаны небольшие хатние, домашние иконы, убранные рушниками. Открытый престол с жертвенником, все самое необходимое, для служения литургии. Вот и все — первоапостольская простота и ясность.
Так прослужили пару лет. Две Пасхи и два Рождества.
Отступая, немцы вызвали в комендатуру старосту и ключаря собора и объявили: «Мы отступаем и вынуждены взорвать здание, так как оно стоит на стратегической возвышенности и с него можно установив орудие, обстреливать правый берег Днепра. Посему заберите из собора все святыни, иконы, все что посчитаете нужным и необходимым забрать. Вечером собор взрываем…»
Собор был обречен. Священник, староста и еще несколько прихожан вошли в притихшее здание собора. Первым делом забрали Евангелие, антиминс, чашу и прочие литургические принадлежности, потом иконы, кресты, хоругви. Выходя перекрестились и простились со зданием навсегда.
Вечером того же дня здание в раскатах взрывов, в клубах дыма и пыли растворилось во мраке исторической ночи…
*
Я отнюдь не претендую на точное описание событий связанных с Успенским Собором Кременчуга. Возможно, есть описания точнее и исторически достовернее. Слышал подробности я ведь от одного человека, а для того, что бы была хоть какая либо минимальная точность, необходимо свидетельство нескольких человек. Но, есть то, что есть.
