Посажение в стул: наказании буйных заключенных
Одним из традиционных видов наказаний для буйных заключенных на Руси считалось «посажение в стул», являвшееся разновидностью содержания в кандалах. «Стулом» называлась комлевая (т. е. утолщенная) часть бревна весом не менее полупуда, к которой приковывался кандальный заключенный. Заключенный мог иметь как ручные, так и ножные кандалы, но по сложившейся традиции к стулу приковывались ножные, т. е. после снятия ручных оков человек мог использоваться для каких — либо ремесленных работ. «Стул» мог быть как неподвижный, так и носимый; в первом случае его намертво крепили к полу и свобода перемещений наназанного определялась лишь длиною цепи. На «стуле» не возбранялось сидеть и потому можно сказать, что эта мера наказания была гуманнее, нежели прикование к стене, также чрезвычайно распространенное в России в послепетровское время.
Главня идея, которую пытались реализовать власти приговаривая заключенного к «посажению в стул», сводилась к тому, чтобы уменьшить его активность и истощить силы. В этом отношении «посажение в стул» оказывалось совершенно аналогичным прикованию к тачке. Но если последняя мера применялась лишь в отношении каторжан, то «стул» служил наказанием почти бытовым. Для него даже не требовалось судебного постановления.
Исторические хроники пестрят упоминаниями о наказаниях крестьян, приписанных к заводам, причем наказаниях внесудебных, при которых инструментом усмирения выступал как раз упомянутый «стул». Будучи наказанием полуофициальным, упоминавшимся уже в отечественных хрониках 16 — го столетия, он к 19 — му веку получил очень широкое распространение. Несмотря на официальный запрет домашних тюрем, «стул» можно было видеть в помещениях многих государственных и частных заводов, в усадьбах помещиков, в присутственных местах, особенно в провинции. Даже Монетный Двор, расположенный на территории Петропавловской крепости в Санкт — Петербурге, имел в начале 19 — го века такой «стул».
Известно, что осенью 1818 г. к посажению в него был определен некий Андрон Степанов, слуга поручика лейб — гвардии Семеновского полка Александра Тулубьева. Поручик, недовольный провинностями Степанова, отдал его на исправление своему товарищу — берггауптману 6 класса Вениамину Хоппе, работавшему на Монетном дворе лаборантом. Нюанс заключался в том, что Андрон Степанов не был крепостным Тулубьева, он находился у офицера в свободном услужении, а значит мог быть подвергнут наказанию только официально, через полицию. Тулубьев не сообщил об этом Хоппе, очевидно, не без умысла. Степанов, очутившись на Монетном дворе заявил, что требует освобождения, либо отправке в полицию, поскольку Хоппе не имеет права и не должен его наказывать. Лаборант проигнорировал заявление Андрона Степанова и жестоко за это поплатился. На третий день крестьянин перехватил немца в цеху и ударил его один раз кулаком по голове, отчего тот упал, лищился чувств и у него пошла кровь из уха (барабанную перепонку, видно, повредил… Ай да Степанов, ай да молодец, от души шваркнул!). Приключилась сия история 16 ноября 1818 г. Степанова немедленно отправили в съезжий дом петербургской части, но оттуда его вернули, поскольку он не был задержан полицией и на него не существовало официальных документов. Тогда Хоппе направил Степанова к коменданту крепости, но и тот отослал последнего обратно. В конце — концов Хоппе приказал приковать крестьянина к стене в караульном помещении, а через три недели — «посадить в стул». Степанов оставался в таком положении два месяца и 12 дней. В конце — концов, Степанов попросил у Хоппе прощения, последний же заявил, что не имеет к нему претензий; крестьянин был освобожден от «стула», но «в назидание другим» получил 30 палочных ударов. Последние были даны, как легко догадаться, за оскорбление начальника действием.
Большой шум произвело обычное, на первый взгляд, дело солдата ярославского гарнизона Срамченко, который был «посажен в стул» частным приставом Болотовым осенью 1825 г. Каверзность происшедшего состояла в том, что пристав, будучи полицейским, вообще не имел права наказывать военнослужащего. Дело о самоуправстве полицейского дошло до Государственного Совета, который 20 марта 1826 г. постановил прекратить практику подобных наказаний. Император Николай Первый утвердил это постановление и уже 31 марта Министр юстиции князь Лобанов — Ростовский издал циркуляр, адресованный губернским прокурорам. В нем, в частности, предписывалось: «Осмотреть, есть ли подобные стулья и прочее с цепями, и истребить, со строжайшим повелением не изобретать ничего подобного».
Надо сказать, что в годы правления этого благословенного Монарха произошло значительное смягчение всей правоохранительной системы Империи и практики телесных наказаний в частности. Был запрещен кнут, как наиболее истязающее орудие, были внесены ограничения по количеству палочных ударов, Государственный Совет неоднократно обращался к рассмотрению жалоб, связанных с телесными наказаниями. Так, постановлением от 9 февраля 1827 г. арестантские колодки, призванные обездвиживать заключенного, были признаны пыткой и на этом основании запрещены (напомним, что полный запрет пыток последовал в Российской Империи еще в 1800 г.).
Борьба за гуманизацию правоохранительной системы встречала определенное сопротивление консервативно настроенных дворян. Известны факты прямого саботажа правительственных постановлений в этой области. Еще в 1830 г. «посажением в стул» был наказан дворовый человек в вотчине графини Лаваль в Новоладожском уезде Петербургской губернии. Историк А. Г. Пупарев сообщал о том, что в 1860 г. в селе Старошешминском Чистопольского уезда Казанской губернии своими глазами видел «стул», находившийся на видном месте в сборной избе государственных крестьян. Правда, инструмент сей по уверению местных властей, уже не использовался по прямому назначению, а служил своего рода угрожающим напоминанием нерадивым крестьянам.
Остается добавить, что сохранение практики телесных наказаний в России того времени не должно вводить в заблуждение современного читателя. Система наказаний не была ужаснее тех обычаев, что существовали в Европе; скажем так, она вполне отвечала духу времени. Достаточно сказать, что в то самое время, когда Император Николай Первый ограничивал применение тех или иных наказаний, в Европе вовсю применялись ужасающие виды казней: в Великобритании вплоть до 1834 г. практиковалось повешение в цепях (при котором тело казненного оставалось висеть вплоть до истления тканей и обнажения костей), а во Франции публично гильотинировали аж до 1939 г. Не существует никаких объективных оснований для утверждений о некоей особой жестокости законов и общественных нравов в России того времени.
