Предлагаем вспомнить один из самых удачных графических портретов Владислава Ходасевича, созданный Юрием Анненковым. Портрет написан в 1921 году, незадолго до эмиграции как самого поэта, так и художника. Работа решена в кубистической стилистике, волосы — в манере, свойственной японской традиционной гравюре. Анненков не смог удержаться и не применить свой излюбленный прием — «отсутствующий глаз» (если помните, второго глаза нет в портретах Горького, Иванова, Маяковского, Алянского, Сологуба). В черно-белом клетчатом пиджаке проскальзывает намек на арлекинаду.
Бросается в глаза нездоровая худоба героя. Эту черту не раз отмечали его современники. Например, писательница Нина Петровская в письмах называла Ходасевича «мой зеленый друг» или просто «мой скелет», намекая на цвет его лица и худобу. В его присутствии многим становилось не по себе. «Муравьиный спирт, к чему ни прикоснется, все выедает», — говорил про него Иван Бунин.
Но слово Владислава Ходасевича отличалось большой силой. О нем говорили: поэт, выбравший для описания мира язык нежной ненависти и язвительной любви. С юношеских лет Владислав снискал себе славу нетерпимого человека. Он был нервным, болезненно восприимчивым — как говорил о себе Лев Толстой, «промокаем» для всего неприятного. А еще был слишком умен и наблюдателен, чтобы не видеть смешных сторон московского символистского поэтического кружка, его безвкусицы, и слишком молод, чтобы снисходительно прощать коллег. Так что зачастую то, что принято считать злостью Ходасевича, было скорее проявлением его нервности, желчного ума и скептического остроумия.
Люблю людей, люблю природу,
Но не люблю ходить гулять,
И твердо знаю, что народу
Моих творений не понять.
Довольный малым, созерцаю
То, что дает нещедрый рок:
Вяз, прислонившийся к сараю,
Покрытый лесом бугорок…
Ни грубой славы, ни гонений
От современников не жду,
Но сам стригу кусты сирени
Вокруг террасы и в саду.
#МосковскиеЗаписки
