21 ноября 1909 года поэт Виктор Гофман писал своему приятелю: «Последняя литературная новость — появилась новая поэтесса Черубина де Габриак. Кто она такая — неизвестно. Откуда появилась — тоже. Говорят, что она полуфранцуженка-полуиспанка. Но стихи пишет по-русски, сопровождая их, однако, французскими письмами. Говорят еще, что она изумительной красоты, но никому не показывается. Стихами ее теперь здесь все бредят — и больше всех Маковский. Волошин — все знает наизусть. Стихи, действительно, увлекательные, пламенные и мне тоже очень нравятся».
Через неделю во втором номере журнала «Аполлон» появилась подборка стихов Черубины де Габриак. Редактор журнала поэт и искусствовед Сергей Маковский, бывший завзятым эстетом, влюбился в загадочную незнакомку. Были заинтригованы и другие сотрудники журнала. Одна из самых громких литературных мистификаций была вскоре неожиданно раскрыта самой поэтессой — Елизаветой Ивановной Дмитриевой. Итог — разбитые сердца, дуэль между Николаем Гумилевым и Максом Волошиным и совсем короткая литературная жизнь Дмитриевой. Разоблачение обернулось для поэтессы тяжелейшим творческим кризисом. В ее жизни был только один короткий светлый промежуток, когда из скромной и мало кому известной переводчицы по мановению волшебной палочки чародея Волошина она превратилась на девять месяцев в жгучую испанку, экзальтированную католичку, печатавшую тонкие, религиозные стихи. Марина Цветаева дала этому замечательному времени определение «эпоха Черубины де Габриак».
С моею царственной мечтой
одна брожу по всей вселенной,
с моим презреньем к жизни тленной,
с моею горькой красотой.
Но спят в угаснувших веках
все те, кто были бы любимы,
как я, печалию томимы,
как я, одни в своих мечтах.
И я умру в степях чужбины,
не разомкну заклятый круг.
К чему так нежны кисти рук,
Так тонко имя Черубины…
#МосковскиеЗаписки
