#МосковскиеЗаписки приведут своим читателям некоторые отрывки из книги «Москва и жизнь в ней накануне нашествия 1812 года», изданной в 1912 году под редакцией Николая Матвеева:
«Со времени войны с французом появился в Москве особый разряд людей под названием «нувеллистов», которых все занятие состоит только в том, чтобы собирать разные новости, развозить их по городу и рассуждать о делах политических. Разумеется, все их рассуждения имеют один припев: «Я поступил бы иначе; у меня бы пошло поживее» и проч.
Обеденное время средних классов населения до начала XIX века было – двенадцать часов; после стали садиться за обед в четыре и в пять.
Высшее общество, внешне, с одной стороны жило вполне европейской жизнью; с другой – не могло еще расстаться с шутами и дураками. У Орловских была Матрешка, у князя Хованского дурак Иван Савельич, у Хитровой карлик и карлица… Эти дураки бывали частенько умнее своих господ. Это были тогдашние фельетонисты, с острым живым языком, которые под видом шутовства позволяли себе все.
На заставах всюду были караулы полицейских чиновников – этот обычай был повсеместен в Европе. Каждый должен был при проезде записываться, но никто в то время не записывался своим именем, а говорил имя, какое ему взбредет на ум.
При том состоянии дорог, в каком они были в то время, при езде по ухабам, пескам и бревенчатой мостовой, поездка, например, из Москвы с Петербург выходила настоящим путешествием, затруднительным и тяжелым. Ехали дней пять. Скорой ездой считалась тогда дня четыре, а в три дня летели на курьерских. Путешественник в экипаже не на рессорах приезжал на место разбитый и должен был два дня справляться с силами. Порядочное сообщение между столицами наладилось с 1820 года. Но и по шоссе приезжали только на четвертый день.
Среднего достатка помещики проживали тогда на квартирах. Один из таковых, Булгаков, писал своему брату: «живем мы скромно, дом нанимаю крошечный, держу пять лошадей, две кареты, 22 человека прислуги».
«Проклятый недуг» – сплетня могущественно царила в обществе и держала в страхе его членов. На московских балах, которые начинались с раннего вечера и продолжались до рассвета, ни одна девушка, как бы она ни была утомлена, не смела сойти с паркета. «Если девушка пропускает танцы или на какой-нибудь из них не ангажирована, то это непременно вело к каким-либо заключениям».
Заботливые маменьки, отбросив всякое самолюбие, на балах бегали за кавалерами и просили их: «батюшка, с моей-то потанцуй».
Докторам тогда не верили. Отчего бы больной не умер, говорили, что его доктора уморили. Скончается 90-летний старец, ругают докторов, что они не поняли болезни. Поэтому от неизлечимых болезней, например от чахотки, лечились у знакомых. Шишков так вылечил одну даму: велел ей принимать угольный порошок в воде и каждое утро по пол-рюмке росы с ромашки. Росу собирали для нее крепостные люди. Все острые болезни называли горячкой: была гнилая горячка и нервическая горячка. Носили фонтанель от приливов к голове и каждый год пускали себе кровь. Кровопускания, пиявки, шпанские мушки были тогда радикальными, от всего помогающими средствами. Причину смерти своих знакомых определяли безошибочно: умер от паралича в желудке, или от внутреннего антонова огня, или у покойного нашли воду в голове. Если вскочит чирей на боку, считали это здоровым. Пили декоты и очень любили всякие необыкновенные лечения: например, обкладывали себя теплыми березовыми листьями, или вдруг начинали лечиться магнетизмом, который был тогда в большой моде».
