Общественный и политический деятель С.Д. Урусов, который в целом относился к Витте положительно, писал о недостаточном уровне образованности Витте:
«В его характере, в складе ума, в общем его духовном облике недоставало тех свойств и черт, которые привлекают к человеку людские сердца, вызывают неизменное и глубокое уважение, основанное на непоколебимой вере в искренность, чистоту и возвышенность его чувств и поступков.
Он был односторонне образован и вне своей специальности мало начитан. Я сомневаюсь в том, был ли он знаком с произведениями всех наших классиков-прозаиков, а тем более поэтов.
Произведения иностранных писателей, даже мирового значения, он вряд ли читал и даже имена некоторых из них были ему, по-видимому, незнакомы.»
В гимназии он учился, опять же по его словам, «очень плохо», в результате получил аттестат зрелости с посредственными отметками по наукам, и обязательно надо добавить — с «единицей по поведению».
В 1866 г. Сергей Витте поступил на физико-математический факультет Новороссийского университета, где стал самым лучшим студентом.
Урусов:
«Некоторая мелочность, буржуазное миросозерцание понижали иногда впечатление, получаемое от него.
Так, он, как мне показалось, считал получение графского титула многозначительным фактом, сильно повысившим его удельный вес, старался приобрести «графские» манеры и усвоить какие-то «графские» словечки и обороты речи.
Мне как-то неприятно было услышать из его уст слова: «Повидайте мою графинюшку, она вас очень любит».
Отец и дед Витте умерли, когда он еще учился и оказалось, что вместо наследства ему остались только долги — и отец и дед вложили весь свой капитал в компанию Чиатурских копей, которая вскоре потерпела крах. Теперь ему приходилось заботиться о матери и маленьких сестрах.
Этот человек никогда и ни о ком хорошо не отзывался. Он не любил Государя Николая II. И писал, что не мог выдерживать пристальный взгляд русского царя.
1893 год, 26 января.
К. Скальковский сказал про Витте, что он легко может сойти с ума, что у него мания величия, мнит о себе, что равен только царю, противоречий не допускает: в комиссии под его председательством он один говорит, а все молчат.
Сказал, что Витте добьется своего, что его жену примут при дворе, что за свою жену ее бывшему мужу Лисаневичу он заплатил 20 тыс., да развод стоил 6 тыс. руб.
Витте вел Дневники
Вдова Витте говорила:
Знаете ли Вы, что, когда Сергей Юльевич в 1905 году был в Америке, Шифф (один из наиболее крупных нью-йоркских банкиров), предлагал миллион долларов за продажу авторских прав.
Незадолго до смерти, Витте обращался к Николаю II, в котором просил позаботиться о судьбе его семьи, особенно о внуке:
Передайте, всемилостивейший государь, мой графский титул любимейшему внуку моему Льву Кирилловичу Нарышкину: пусть он именуется Нарышкин граф Витте.
Я не стану утруждать Вас объяснением семейных моих отношений, я заявляю только, что любил этого моего внука, как только дед может любить своего внука.
Из комментариев:
А я в душе своей никогда не смогу простить Витте, что он «утопил» одного из глубоко уважаемых мной людей — Савву Ивановича Мамонтова. Пусть Мамонтов был не всегда внимателен к денежной стороне своего дела, как человек увлечённый, мог придумать какую-то комбинацию для сиюминутного достижения своей цели, без соответствующего оформления документов, но он был человеком честным, глубоко порядочным и трудившимся всегда на благо страны. Только великое искусство адвоката Ф.Н. Плевако спасло его в 1900 году от дальнейшего судебного преследования, но разорения, потери репутации навсегда избежать не удалось. И в наше время, в Ялуторовске, где ему поставлен памятник на центральной площади, на мой вопрос, на какой улице родился Мамонтов, прохожие удивлённо отвечали: «А кто это такой?»
—
«…Когда Витте просил у императора Александра Третьего разрешения на брак с мадам Лисаневич, не скрыв, что она еврейка, Государь сказал:
— Женитесь хоть на козе, только поскорее приступайте к делу!
И велел Победоносцеву в три дня развести Матильду с бывшим мужем…»
——
«…Согласно книге И.Бродского, изданной в 1909 г., отец Матильды – Янкель Абрамович Нурок – перебрался в Петербург во второй половине 1870-х гг. из Бердичева. Сначала он держал часовую мастерскую, но вскоре организовал «дом свиданий» для великосветской публики, что позволило почтенному Янкелю Абрамовичу завести полезные и далекоидущие знакомства…»
—-
«…Исключительное влияние получил министр финансов Витте – политик авантюристического склада, очень способный, но безмерно честолюбивый и совершенно беспринципный. Витте, к сожалению, начал вмешиваться и в политические дела.
Вместо разработки наших богатств в Сибири, как то полагал император Александр III, он позарился на чужие, нам не нужные земли. В 1897 году взяли у Китая в аренду Порт-Артур – объект японских мечтаний, результатом чего явился взрыв ненависти к нам Японии, и сорок миллионов японцев, как один человек, стали готовиться к войне с Россией.
Вместо того чтобы продолжать сибирский путь вдоль Амура, как повелел в свое время Александр III, Витте повел его по китайской территории, и русское золото полилось рекой, обогащая чужой край: из ничтожной рыбачьей деревушки Харбин в несколько месяцев возник большой город. Деньги, ассигнованные на Порт-Артурскую крепость, наполовину пошли на устройство ненужного нам города Дальнего. Крепость осталась недостроенной, а оборудованный по последнему слову техники Дальний с началом войны получили японцы как прекрасную базу против Порт-Артура.
Вся эта авантюра стоила России десятков тысяч жизней, целого флота, трех миллиардов бесцельных затрат, державного престижа и тяжелых внутренних потрясений. А главный виновник этого стал графом Портсмутским…»
—-
«…Министром финансов сделан был Витте, «муж государственный». Черту государственной мудрости нового министра усматривали в его тяготении к Германии. Именно Витте Pocсия обязана разорительным для нее торговым договором с Германией 1904 года. Никогда еще германские капиталы не находили себе в России такого вольготного и прибыльного помещения, как во времена Витте. С финансовым воротилой Берлина, Мендельсоном (каким-то дальним родственником его жены), Витте был в интимно-дружеских отношениях. Император Вильгельм высоко ценил Витте, осыпал его знаками внимания и принимал у себя — не в пример прочих русских сановников…»
—-
«…Витте! Витте! Витте! Имя это произносилось везде на все лады, чаще, чем имя Государя. Все, что делалось, приписывалось Витте; и в большинстве случаев были правы.
— Витте гений! Он творит чудеса! — говорили одни.
— Витте вредный злодей, масон, он торгует своей совестью! — вопили другие.
И те и другие ошиблись: ни гением, ни злодеем он не был и совестью, за деньги по крайней мере, не торговал.
Государственным человеком Витте назвать нельзя, ибо ни установленного плана, ни цели у него не было. Витте цели не имел и даже ее не искал. Его цель была власть; он ее достиг, и этого с него было достаточно. Он был не государственный муж, а временщик; очень умный, очень работоспособный и особенно ловкий человек, даже гигант, если хотите, но гигантом казался лишь оттого, что был окружен ничтожными пигмеями. Он понял, что в России «тот капрал, кто палку взял», и он палку схватил, что было не особенно трудно, ибо она находилась в дряблых, немощных руках. Но в политической стихии он плавал без руля и компаса — чутьем, сноровкою, избегая отмелей и рифов, и плавать мог лишь в тихих водах, при нормальной погоде. Настала буря, и найти фарватера кормчий уже не был способен. В дни революции он это доказал.
Пока он был всесилен, его переоценивали. Он умел бросить кость, а люди всегда готовы стоять на задних лапках, когда надеются на подачку. Когда он пал, его втоптали в грязь.
Но Европа его оценила верно. Вскоре после его падения я разговорился о нем с известным парижским финансистом.
— Не думаете ли вы, — спросил я, — что уход Витте повлияет отрицательно на прилив французских капиталов в Россию?
— Почему?
— Вы очень верили в политику Витте.
Финансист улыбнулся:
— Мы скорее делали вид, что верим. Это нам нужно было. Большим финансистом мы его никогда не считали. Он был очень ловкий человек, не больше…»
——
«…Вспоминаю в Государственном Совете высокую, слегка согбенную, но заметную фигуру Витте. Он одиноко расхаживал по кулуарам с видом опального сановника, который при всяком удобном случае напоминал всем о славном своем былом и беспощадно критиковал все настоящее. Случалось, что он, как бы нехотя, подымался на трибуну и своим глухим голосом давал едкие советы Столыпину. В общем его выступления производили скорее жалкое впечатление. Былой руководитель всей государственной жизни Империи, творец Портсмутского мира и Манифеста 17 октября казался выдохшимся, „бывшим” человеком, выдающиеся способности которого были всецело поглощены недовольством и злобой против всего окружающего. Все невольно сторонились от его неприветливой и „фатальной”, как многие говорили, костлявой фигуры…»
