«В августе 1855 года ранним утром ехал я из деревни (усадьба Белкино Калужской губ. — Т.В.) в Москву по Варшавскому шоссе (по «аршавке», как говорили тогда ямщики)… Быстрота езды казалась недостаточной, остановки на станциях чересчур долгими: на этот раз, покончив с гимназией, я ехал в Университет! Да, таково тогда было обаяние этого могучего слова. Не только сам по себе, в своей цели, уже хорошо сознанной в последних классах гимназии, тогдашний Московский университет манил к себе все юношеские симпатии, и всё, так или иначе, хотя бы и очень отдалённо его касавшееся, вызывало особый восторг, окружалось особым культом.
Я помню, например, что предвкушая великое удовольствие прицепить шпагу на боку, первый символ государственности, я в кладовой нашего деревенского дома разыскал старинный, щёгольски расписанный клинок и вёз его с собою, чтобы отделать в студенческую шпагу…
В одно ясное осеннее утро, проснувшись, я увидел на ширмах у своей кровати висящий мундир, на стуле шпагу, а на комоде треуголку; весёлое солнце играло на золотых украшениях разложенной амуниции, а в комнату входил Кириллыч и с серьёзнейшею миною, как будто ничего особенного не случилось, возглашал: «Извольте, сударь, одеваться — пора на лекцию!..»
Я помню затем, с каким почтительным трепетом входил я в первый раз на университетский двор, хотя тогда ещё не красовался на нём (вернее, не безобразил его) памятник Ломоносову. В то золотое время университету не нужно было ставить памятников перед собою для возбуждения почтительных чувств молодёжи: живое могучее слово блестящей плеяды профессоров, наших незабвенных наставников и руководителей, неудержимо влекло к себе молодые умы и наполняло святым восторгом молодые сердца.
Я помню, наконец, и необыкновенно представительную фигуру старичка швейцара, восседавшего в маленькой швейцарской налево от входа, с очками на носу и с газетою в руках, и до того проникнутого чувством собственного достоинства, что не всякий из профессоров мог рассчитывать на его услуги при раздевании и одевании в передней: такою льготой пользовались только избранные…
Я привожу все эти мелочные, пожалуй, подробности, чтобы показать, каким обаянием пользовался тогда Университет и с каким правом носил тогда своё дорогое юношеству прозвище Alma mater».
Обнинский В.П.
