О ВЕРНОСТИ И ЧЕСТИ
РУССКИЕ ОФИЦЕРЫ.
Когда-то генерал ч Деникин писал, вспоминая реакцию армии на события ранней весны 1917 года: «Многим кажется удивительным и непонятным тот факт, что крушение векового монархического строя не вызвало среди армии, воспитанной в его традициях, не только борьбы, но даже отдельных вспышек. Что армия не создала своей Вандеи… Мне известны только три эпизода резкого протеста: движение отряда генерала Иванова на Царское Село, организованное Ставкой в первые дни волнений в Петрограде, выполненное весьма неумело и вскоре отмененное, и две телеграммы, посланные государю командирами 3-го конного и гвардейского конного корпусов, графом Келлером и ханом Нахичеванским. Оба они предлагали себя и свои войска в распоряжение государя для подавления «мятежа».
Конечно, автор «Очерков русской смуты» хорошо знал, что значит присягу нарушить. Он сделал свой выбор. И все-таки не дай никому Бог воевать против собственной страны – чтобы потом скитаться по чужим. А вот генералы Федор Артурович Келлер и Гусейн Хан Нахичеванский со своей страной остались навсегда. Да, очень скоро оба исчезли в огне братоубийственной Гражданской войны. Но они не изменили присяге!
«Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения, а таких людей громадное большинство». Эти слова принадлежат Федору Келлеру. Он напишет их в 1917-м. После того, как откажется присягнуть Временному правительству. Еще недавно современники называли его «первой шашкой России», «золотым клинком империи». Эти оценки он заслужил не в кабинетах, не благодаря удачной конъюнктуре и связям, а на полях сражений Первой мировой войны. К лету 1914 года Фёдор Артурович считался лучшим русским кавалерийским военачальником.
Еще недавно о Келлере с восторгом рассказывали газеты и журналы. Им восхищались при дворе и в обществе, а мальчишки из богатых семейств просто убегали из дому на фронт: «служить у Келлера». Но очень скоро в этом самом обществе самым модным украшением окажется красный бант. Для подавляющего большинства (того самого, о котором и напишет Келлер) – ненадолго. И лишь украшением. «Веянием»… Подъем сменится апатией, апатия – предательством. Предательство – испытаниями и бегством, для многих – смертью. Впрочем, большинство во все времена одинаково. Оно привыкло возносить на пьедесталы и свергать, не думая о последствиях. Даже о персональных. Оно даже не задумывается, что присяга – не просто слова.
«Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то там Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить армию и Россию» — скажет в мартовские дни 1917 года Келлер солдатам и офицерам своего 3 конного корпуса. Корпуса геройского, два года наводившего ужас на австро-венгерские войска и… преданного своему командиру. Историки пишут, что «неожиданность ошеломила всех». «И только в нескольких группах солдат и интеллигенции — писарей, технических команд, санитаров — царило приподнятое настроение».
Вполне предсказуемая ситуация для начала 17-года? Не совсем так. 3 конный корпус в те дни – один из самых боеспособных в стремительно разрушающейся Русской армии. Здесь знающие вкус тяжелейших побед Юго-Западного фронта солдаты верят своему командиру.
Командиру, оказавшемуся одиночкой? Очень скоро неуступчивый, «странный» Келлер окажется костью в горле не только для Временного правительства. «Переговорщиками» в принципиальном вопросе о приведении корпуса к «новой» присяге к Келлеру приедут его бывшие боевые товарищи. В частности, генерал Маннергейм (тот самый Маннергейм, который впоследствии не однажды отметится в войнах против своей «бывшей Родины». И тот самый, которого иные «монархисты» до сих пор считают своим знаменем). Ответ Келлера будет коротким и ясным: «Я христианин, и думаю, что грешно менять присягу». Это будет решение именно Келлера. Он никак не распространит его на вверенный 3 конный корпус. Он уйдет в отставку, на прощание сказав своим солдатам:
«Переживали мы с Вами вместе и горе, и радости, хоронили наших дорогих покойников, положивших жизнь свою за Веру, Царя и Отечество, радовались достигнутыми с БОЖЬЕЙ помощью неоднократным успехам над врагами. Не один раз бывали сами ранены и страдали от ран. Сроднились мы с Вами. Горячее же спасибо всем Вам за Ваше доверие ко мне, за Вашу любовь, за Вашу всегдашнюю отвагу и слепое послушание в трудные минуты боя. Дай Вам Господи силы и дальше служить также честно и верно своей Родине, всегдашней удачи и счастья. Не забывайте своего старого и крепко любящего Вас командира корпуса. Помните то, чему он Вас учил. Бог Вам в помощь».
Келлер уедет к своей семье, в Харьков. Монархист, конечно, он не примет новую революцию. Но когда в 1918-м Россия покроется язвами Гражданской войны, он откажет эмиссарам Деникина присоединиться к Белому движению. Но правы историки Гражданской войны, когда говорят: русское офицерство оказалось в ситуации выбора без возможности выбора.
Ни минуты не смирившийся с позором Брестского мира и глубоко переживавший распад Российской империи – страны, которой присягал, осенью 1918-го Келлер окажется в ставшем «независимым» Киеве. В этом городе, оккупированном немцами, он, понимавший, что такое Малороссия и отказывавшийся принимать новое государство под названием Украина, так и не найдет общего языка с гетманом Павлом Скоропадским, бывшим генерал-лейтенантом Русской императорской армии. Позднее Скоропадский вспоминал: «Его правые убеждения, ненавистничество ко всему украинскому меня пугали. Я знал, что он горяч и что он поведет свою политику, а она до добра не доведет […]. С первого же дня, не имея на то даже права, он отменил все положения, выработанные нами для армии, он вернул все старые уставы императорской армии».
Правда, с гетманом у Келлера будут общие враги. Не немцы, нет. С немцами, в отличие от Келлера, Скоропадский умел ладить. И даже не маячившие где-то далеко, за горизонтом, красные.
1 декабря 1918 года в Киев войдут войска так называемой Украинской народной республики, больше известные как петлюровцы. Один из участников тех событий вспоминал позднее: «Когда оставленное всеми русское офицерство металось по Киеву в поисках, кому бы вверить свою судьбу, одному из нас пришла мысль обратиться к графу Келлеру, жившему тогда на частной квартире, с просьбою стать во главе остатков войск и вывести их из города. Граф, отлично понимавший всю трудность и даже безнадежность такой попытки, не счел, однако, возможным не прийти на зов русских офицеров».
После неудачной попытки небольшого отряда русских офицеров под его началом, генерал Келлер, вместе с двумя своими боевыми товарищами, полковником Андреем Пантелеевым и штаб-ротмистром Николаем Ивановым, укроется в Михайловском монастыре.
Из Киева уйдут немцы. Гетман Скоропадский, как известно, бежит вместе с ними. Немцам все-таки надо отдать должное. Келлеру они тоже предложили свою помощь в спасении от петлюровцев. Шестидесятилетний старик, он отказался: для Келлера несовместимым с честью было переодевание в немецкую шинель. Не мог он смириться и с тем, чтобы для спасения жизни снять императорский подарок — Георгиевскую шашку и Георгия с шеи, чтобы эти предметы не бросались в глаза.
Осознавая, какой конец его ждет, Фёдор Артурович стал готовиться к достойному окончанию своего земного пути. В ночь с 20 на 21 декабря 1918 года генерал граф Келлер и сопровождавшие его штаб-ротмистр Иванов и полковник Пантелеев были расстреляны петлюровцами недалеко от Софийского собора в Киеве. В городе начались массовые казни и грабежи. Тела же убитых были найдены епископом Нестором Камчатским в морге Анатомического театра и похоронены под чужими именами в Покровском монастыре. Могилы не сохранились…
______
Судьба другого потомственного военного и – единственного за всю историю Русской императорской армии генерала-мусульманина, Гусейн Хана Нахичеванского, тоже поначалу будет складываться звёздно – в буквальном смысле. Еще в десятилетнем возрасте он будет зачислен в пажи к Высочайшему двору. Это обстоятельство позволит Гусейн Хану закончить Пажеский Его Императорского Величества Корпус и службу начать в лейб-гвардии.
В воспоминаниях современников он поначалу и предстает таким — удачливым и расторопным. Впрочем, Нахичеванский – на своем месте. В поездках по России он, русский офицер и мусульманин, сопровождает, например, шаха Персии. Нахичеванский вообще – создатель в нашей армии кавказских частей. Вскоре собранный им 2-й Дагестанский конный полк отличится в действиях против японских войск. Сам командир удостоится ордена святого Георгия 4 степени – очень уважаемой боевой офицерской награды тех лет.
Был ли Нахичеванский любимцем императора? Да, был. Так и командовал он самыми боевыми частями Русской армии, хоть очень часто их и называли «туземными». Впрочем, кавказская кавалерия заслуженно была любима русскими императорами.
Еще один штрих к портрету Гусейн Хана. В июле 1907 года генерал-майор Нахичеванский, мусульманин, организовал сбор средств на строительство полковой православной Церкви Святой Ольги. Церковь была построена в память о битве под Фридландом. В этой битве когда-то отличился Лейб-гвардии Конный полк, который сейчас был под началом Нахичеванского.
Кавалерия Нахичеванского действительно была ударной силой Русской армии. 3 мая 1915 года: «На фронте отступающих частей 3-й армии на линии реки Вислицы подошел конный корпус хана Нахичеванского и на глазах пехотных частей под ураганным огнем германской артиллерии, пулеметов и ружейной стрельбы двинулся в атаку на противника. Вид несущейся в атаку конницы поднял дух не только в частях пехоты, но и раненые поднимались и готовы были с конницей бежать на противника».
Год с небольшим спустя вновь сформированный Гвардейский кавалерийский корпус принимает участие в знаменитом Брусиловском прорыве. Считается, корпус этот Николай II задумывал как личную гвардию. В его состав входили лучшие гвардейские части. Не вылезавшие, впрочем, с передовой. Но после Брусиловского прорыва корпус Нахичеванского был отправлен в глубокий тыл. Причина – отсутствие фуража и провианта в прифронтовой полосе. И… невозможность тыловыми службами подвезти необходимое…
Показательно: весной 1917-го, когда части Гвардейского кавалерийского корпуса приводили к присяге Временному правительству, принять ее отказался не только Нахичеванский, но и многие из его подчиненных. Сам он тогда же был отстранен от командования – как подозревавшийся в монархических настроениях. По иронии судьбы, приказ об отстранении был подписан легендарным Алексеем Алексеевичем Брусиловым, на тот момент — Верховным Главнокомандующим… Впрочем, вскоре разложенная агитацией армия провалит июньское наступление на фронте, и Брусилов поста Главковерха лишится…
Что касается Гусейн Хана Нахичеванского, то до осени 1917-го он будет числиться в резерве чинов, а потом выйдет в отставку. В каком-либо противостоянии новой власти участия не примет. Он будет арестован в мае 1918-го. Позднее его имя будет значиться в списке лиц, взятых в заложники в ответ на убийство председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого. Дата гибели Нахичеванского неизвестна. Могилы его нет. В историю России Гусейн Хан, этнический азербайджанец, войдет как один из немногих русских офицеров, сохранивших верность присяге.
Серафим Берестов .
