120 лет назад, 10 июля 1899 года близ Абастумани в Грузии, скоропостижно скончался Цесаревич и Великий Князь Георгий Александрович – третий сын Императора Александра III и Императрицы Марии Фёдоровны, родной брат Великой Княгини Ольги Александровны.
По воспоминаниям современников, Великий Князь рос высоким, красивым и жизнерадостным ребёнком. Он увлекался языками, прекрасно разбирался в истории. Великому Князю прочили карьеру на флоте, но в 1890 году он неожиданно для всех заболел туберкулёзом и был вынужден проживать на Кавказе. Врачи даже запретили ему приезжать в Петербург, чей сырой и влажный климат мог пагубно сказаться на его здоровье. Единственной радостью Георгия Александровича были визиты Августейшей Матери с его сёстрами и другими родными.
Великая Княгиня Ольга Александровна до конца своих дней сохранила самые тёплые воспоминания о брате. Уже находясь в эмиграции, она вспоминала: «Вообще говоря, у Георгия было особое чувство юмора. Всякий раз, как он выдавал особенно удачную шутку, Ники записывал её на клочке бумаги и прятал в «шкатулку курьезов» вместе с другими памятками своего отрочества. Шкатулку эту он хранил у себя в кабинете, когда стал царем. Зачастую оттуда слышался его весёлый смех: Ники перечитывал извлеченные из тайника шутки брата».
В 1894 году после смерти Императора Александра III, Великий Князь Георгий Александрович был объявлен Наследником и Цесаревичем, поскольку детей у Императора Николая II ещё не было.
Ранняя и трагическая смерть брата в 1899 году навсегда оставила отпечаток в сердце Великой Княгини Ольги Александровны. Позднее она говорила: «Жорж не должен был умереть. С самого начала доктора проявили свою некомпетентность. Они то и дело посылали его с одного курорта на другой. Они не желали признавать, что у него туберкулез. То и дело они заявляли, что у Жоржа «слабая грудь»».
В 1917 году находясь в Крыму на положении беженки, Императрица Мария Федоровна в день смерти сына запишет в своем дневнике: «Уже 19 лет с того дня, как Господь призвал к себе моего благословенного Жоржи. Утрата и боль навек, однако сейчас я могу порадоваться за него: за то, что ему не довелось жить в это жестокое время».
