26 декабря о потерянных для дружбы годах.
А.А. Фет — Я.П. Полонскому.
[До этого письма от 26 декабря 1887 года поэты Фет и Полонский не общались 13 лет. 13 лет назад Афанасий Фет (Шеншин) прекратил всяческие отношения со своим лучшим другом еще со времен учебы в университете из-за письма Полонского Тургеневу, которое явилось причиной разрыва отношений между Тургеневым и Фетом.
Дело было так: в 1874 году Тургенев прислал Фету письмо, в котором извещал поэта о том, что до Ивана Сергеевича уже давно доходили слухи о неких порочащих его словах Фета, и что теперь он получил письмо от Полонского с подтверждение этим слухов. Тургенев процитировал это письмо, притом цитата начиналась так: “Фет (Шеншин) распустил про тебя…” А далее приводились эти “нехорошие” слова Фета. Закончил свое письмо Тургенев объявлением о разрыве отношений с Афанасием Афанасьевичем: “…Зная Вашу охоту к преувеличению и прочие привычки, говорю Вам без обиняков, что я вполне верю тому, что Вы действительно произнесли слова, которые Вам приписывают — и потому полагаю лучшим прекратить наши отношения, которые уже и так, по разности наших воззрений, не имеют “raison d’être” [разумного основания (фр.)]”.
Фет этих порочащих Тургенева слов не говорил, поэтому его крайне удивил поступок его друга Полонского. И он прекращает какое-либо общение с Яковом Петровичем. Без попыток объясниться с ним. Здесь следует учитывать особенности характера Фета: “Поэт, создавший шедевры просветленной, “благоуханной” лирики, умевший претворить страдание в радость, творчество которого несет в себе не жалобы и стоны, “не бурю страстную”, а “исцеление от муки”, — в жизни был мрачнейшим из пессимистов, не знакомым с чувством удовлетворенности, подверженным страшным приступам депрессии.” Этот “второй” Фет разговаривать с другом-предателем не хотел.
И вот через 13 лет Фет узнает, что Полонский не писал этого письма Тургеневу, что он был в ссоре с другом по причине, которой, на самом деле, не было! И он пишет Полонскому письмо…]
“Старый дружище
Яков Петрович.
Больной и заваленный в настоящую минуту всяким хламом кислых дел, я бы не знал, с чего начать мне это письмо, если бы твой чин настоящего прирожденного поэта не гарантировал мне чуткого понимания моих речей по первому слову. Напрасно напоминать тебе наши постоянные дружеские, или, лучше сказать, братские, отношения в течение сорока лет; напрасно говорить, что ты один из четырех человек, которым я в жизни говорил «ты»; напрасно говорить, что я никогда ни на минуту не переставал ценить тебя как человека и ставить в излюбленных мною стихотворениях рядом с Лермонтовым и Тютчевым. С подобными чувствами в груди я не мог, не изменяя себе, идти по-прежнему к тебе навстречу с братскими объятиями, держа в руках (уцелевшее у меня) письмо Тургенева со словами: «Полонский пишет…» Боже! подумал я, — зачем Полонскому, так незаслуженно с моей стороны, понадобилось разорвать мое двадцатипятилетнее с Тургеневым братство?
На днях Ник. Ник. Страхов передал мне с твоих слов, что, напротив, Тургенев воспользовался твоим именем, чтобы приписать ему эту гнусную сплетню. Будь Тургенев жив и здоров, я бы не затруднился вывести его перед ним же самим на чистую воду. Но теперь мне остается только пожалеть о моем доверии к его словам и попросить у тебя великодушного прощения за утраченные мною, вне наших дружеских сношений, годы.
Надеюсь, что к тебе, идеально чистому, я снова могу подойти вполне чистым.
Прилагаю при сем только что вышедшую из печати первую часть «Энеиды», а на днях вышлю и третий выпуск «Вечерних Огней», еще не вышедших из типографии.
Сердечно жалею, что судьба не дозволила мне в последний приезд мой в Петербург обнять тебя и поцеловать руку твоей жены, которой прошу напомнить обо мне, так часто пользовавшемся ее радушным гостеприимством.
Полуслепой, я лично избегаю всякой письменности. А теперь будьте здоровы и встречайте весело Новый год.
Твой старый и неизменно любящий тебя
А. Шеншин.
Мой адрес всегда в заголовках писем. Фет существует только в литературе.” (26 декабря 1887 года)
В “Моих воспоминаниях” Фет писал:
“В декабре 1887 года я ездил в Петербург… И на этот раз наш общий с Полонским приятель, Н. Н. Страхов, снова стал передавать мне сетования Полонского на то, что я, бывая в Петербурге, не только по-прежнему не навещаю его, но даже не бываю по пятницам, на которых бывают все его приятели. Передав Страхову о черной кошке между мною и Тургеневым, пробежавшей по поводу письма Полонского, я просил Ник. Ник. объяснить Полонскому, что мне неловко с оскорблением в душе по-прежнему чистосердечно жать ему руку. Последовало со стороны Полонского объяснение, что никогда он не писал слов в приписанном им Тургеневым смысле. При этом Яков Петрович сказал: «впрочем, я мог бы много с своей стороны выставить таких тургеневских выходок».
Я не полюбопытствовал спросить — каких; и сердечно радуюсь восстановлению дружеских отношений с человеком, на которого с университетской скамьи привык смотреть, как на брата».
Получив от Полонского ответ на свое письмо, Фет писал в первый день нового 1888 года:
“Спасибо тебе, что ты раз навсегда развязал мою душу от постоянно угнетавшей ее обузы. Жрецу муз прежде всех следует помнить слова: «если несешь дар к алтарю, и брат твой имеет нечто на тебя, то иди примирись с братом твоим…» Без примирения этого, по чужой вине возникшего чувства я не дерзал с пятном в груди обнимать в тебе безукоризненно чистого поэта. Но свергнем раз навсегда с Тарпейской скалы [место казни осужденных государственных преступников в Древнем Риме] это печальное и преступное недоразумение.”
Дружба Полонского и Фета возобновилась и уже больше не омрачалась ничем.
Вот такая Рождественская история.
Яков Полонский и Афанасий Фет в Воробьевке, имении Фета. 1890 год. Снова друзья.
#история #19век #Россия #ЯковПолонский #АфанасийФет #ИванТургенев #дружба #поэты #отношения #Рождество
