НИЖИНСКИЙ И РОССИЯ
Известно, что Вацлав Нижинский был этническим поляком, его родители были происхождением из Варшавских мещан. Однако, все их трое детей родились на территории Российской Империи в разных городах. Станислав – Тифлис, Вацлав – Киев, Бронислава – Минск. (Сейчас часто можно прочитать, что Нижинского называют украинским танцором, но оставим это без комментариев).
Несмотря на своё польское происхождение, и Вацлав, и Бронислава считали себя русскими. Удивительно, что даже дочь Вацлава – Кира, которая была наполовину полькой, наполовину венгеркой и никогда не была в России, тоже считала себя русской. Более того, люди, знавшие Киру, видели в ней все особенности русскости, как внешности, так и характера.
Известно, что Россия, в лице Императорского театра, нещадно поступила со своим гениальным сыном, сначала изгнав его со своей сцены, а затем создав ему такие условия, что он не мог вернуться на Родину. Надо сказать, что и сегодня, спустя более 100 лет, Вацлав Нижинский так и не вернулся полноценно домой. Его имя полностью погребено под монументом Дягилеву.
Сам же Вацлав любил Россию, связывал с ней своё будущее, мечтал вернуться и работать на Родине. Невозможность возвращения и сильнейшее сострадание к России, оказавшейся в трагедии войны и революции, а также тоска по русскому языку – были одной из причин его болезни.
Но давайте дадим слово самому Вацлаву. Он сам всё расскажет…
В год окончания Училища, у Вацлава произошёл неприятный случай с католическим священником, который исповедовал его. После нескольких вопросов, священник начал упрекать Вацлава в недостатке польского патриотизма, что он должен принимать участие в борьбе за независимость и свободу Польши. 16-ти летний Вацлав резко ответил ему: «Я не поляк, я русский. Я не знаю Польши. Я вырос и учился в России и навсегда останусь русским. Я пришёл сюда исповедоваться, а не слушать политическую агитацию!».
Вацлав Нижинский говорил, читал и писал на русском языке. Из Дневника: «Я получил в награду за хорошее ученье евангелие. Оно было написано по-латыни и по-польски. Я очень плохо говорил и читал по-польски. Если бы мне дали евангелие на русском языке, я бы понял легче. Я начал читать и бросил. Достоевский мне давался легче».
