«Мы встретились с ним [Михаилом Осиповичем ЦЕТЛИНЫМ. — З. л.], когда ему уже было за сорок и мне, при моей тогдашней молодости, он казался пожилым человеком, — с лучистыми, светлыми глазами, седеющими, полудлинными волосами и правильным, несколько мягким лицом. Речь его была тиха и медлительна, облик задумчив. Теперь, спустя долгие годы, он живет в моей памяти либо с открытой книгой в руке, либо склоненный над рукописями, либо с именем Новалиса, Бодлера, Блока на устах. Он говорил немного, любил хорошо слушать и жил в области им любимой и единственно для него реальной — области поэзии, музыки и живописи.
…Когда я впервые увидела его, я знала, что он поэт, пишущий лирические стихи и поэму о декабристах, о которых он «всё знает», что только можно знать. Декабристами Михаил Осипович занимался всю первую (большую) половину своей жизни, им посвящена его поэма, которую он писал очень долго и которая была издана в 1939 году. Декабристам же посвящена его большая работа, книга, вышедшая в 1939 году («Судьба одного поколения») — одна из замечательных книг, написанных в эмиграции. После нее он приступил к собиранию материалов по истории «Могучей кучки».
…он выпустил пять сборников стихов (шестой должен был выйти, но война помешала этому). Первый вышел в 1906 году и был уничтожен цензурой, «Лирика» вышла в Париже, в 1912 году, «Глухие слова» — в изд. «Зерна» — в 1916 r., «Прозрачные тени» — в Париже, в 1920 r. и «Кровь на снегу» — в 1939 г. Несмотря на то, что он не стал большим поэтом, можно встретить в ero стихах строфы большой ясности, простоты, прелести, а общий строй этой поэзии (как и строй души самого Михаила Осиповича) связан более с духом начала XIX века, чем с началом «смутного» века ХХ-го.
…Его квартира в Париже была одним из мест собраний и встреч писателей и поэтов, между 1919 и 1939 r. r. Я уже не застала здесь ни Ал. Н. Толстого, ни И. Эренбурга, ни Б. Савинкова, но здесь впервые увидела я и услышала голос Д. С. Мережковского, увидела И. А. Бунина. Здесь «молодые» и «старые» встречались в атмосфере культуры — в прежнем значении этого слова, заключающем и преемственность идей, и их развитие, и движение вперед, и высокий уровень интересов, и понимание основ, общих для всех; здесь начальное «la» всем разговорам давал хозяин дома, сдержанный, расположенный ко всем, один из последних из той категории людей, которая на наших глазах уходит.
…Тихие улицы Отэй до сих пор хранят о нем память для меня, и когда проходишь по ним и по улочкам Пасси, кажется: вот за тем углом появится его фигура, черная шляпа, палка, медленная походка. Он идет из русского книжного магазина «Родник» в редакцию, на улицу Винез, или возвращается к себе, купив у Мюэтт вечерние газеты. Он вспоминается уже не совсем таким, каким был: волосы его длинны, шляпа — широкопола, на нем не пальто, но крылатка, и весь он уже — не наш, но иного, с в о е г о времени, такой, каким был в глубине своего «я», больше связанный с Новалисом, чем с Верхарном. Пройдет еще время, и он исчезнет, даже и такой. Останется автор двух прекрасных книг и пяти сборников полузабытых стихов — М. О. Цетлин».
Нина Берберова. Из очерка «М. О. Цетлин» (1950).
На фото: М. О. Цетлин (литературный псевдоним Амари, 1882, Москва — 1945, Нью-Йорк) с женой М. С. Цетлиной и детьми Ангелиной и Валентином. Париж, 1920-е.
Подготовка публикации: Зеленая лампа, 22.06.2023
