Мария Константиновна Арсеньева (впоследствии — игум. Евфросиния), основательница и настоятельница Воскресенско-Покровского женского монастыря в деревне Нежадове Лужского уезда Петербургской губернии. Мысль создать женскую общину в отцовском имении, которое с юга примыкало к Нежадову, появилась у Арсеньевой в 1905 г., когда в стране нарастало революционное брожение. Зимой 1907-1908 гг. митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) благословил подготовку создания общины. Благословил начинание также св. прав. Иоанн Кронштадтский «и пожертвовал на построение новой обители три рубля». Переехав из столицы в Покровское, Мария и еще одна послушница поселилась в деревянном домике, положив основу монашеской жизни.
Учредительница 15 августа 1912 г. сообщала Государю следующее о начале новой общины: «Решив отдаться делу созидания монастырской обители в августе 1907 года построением небольшой домовой церкви во имя Воскресения Христова, я положила первый почин Воскресенско-Покровской общине в с. Покровском, на земле, подаренной мне отцом моим действительным статским советником Константином Арсеньевым. При этой домовой церкви сразу было устроено небольшое помещение для будущих насельниц пустыни. С момента освящения этой маленькой церкви Покровское стало духовным средоточием местного населения».
Упомянутая домовая церковь была в течение трех месяцев пристроена к домику сестер на средства соседских помещиц Марии Валериановны и Любови Александровны Половцовых и 23 ноября 1908 г. освящена. Церковь была покрыта дранкой, жестяные купола украшены деревянными крестами, стены внутри оклеены клеенкой, снаружи обшиты тесом. Три маленьких колокола висели на березах, их звон был еле слышен даже в ближайших деревнях. Средств на содержание церкви едва-едва хватало. Уже в день ее освящения собралось множество окрестных крестьян, которые с того дня стали усердно посещать новый храм. В первую зиму служить приезжал приходской священник, а в Великом посту и Пасху — иеромонах Череменецкого Иоанно-Богословского монастыря. На лето 1909 г. митрополит Антоний, покровительствовавший задуманной общине, отправил иеромонаха Христофора, который три-четыре раза в неделю совершал в ней Божественную литургию.
В марте 1910 г. сестра Мария обратилась в епархию с официальным прошением о желании создать общину «с религиозно-просветительной и благотворительной целью» и обещала передать ей участок в «75? десятин земли и постройками: домовой церковью на 200 человек, часовней, 2 жилыми корпусами для 25 сестер, молочной, помещением для рабочих, прачешной, баней, курятником, 3 сеновалами, хлевом на 100 голов рогатого скота, каретным сараем, 7 амбаров, гумном, водогрейкой, свинарником, ледником, парниками». Это было обширное и хорошо налаженное хозяйство. Созданной дочерью общине отец разрешил «пользоваться лугами и полями, находящимися в его имении» в селе Покровском. В случае закрытия общины земля возвращалась владельцу. Епархиальные власти потребовали, однако, передать землю не в пользование, а в собственность, и возвращать не благоприобретенное, а наличное на 1912 г. имущество, на что Арсеньева дала свое согласие. Ей было даровано право на пожизненное проживание в общине.
Весной 1910 г. начался прием сестер и уже к лету в общине собрались уже 10, а к осени — 12 человек. Они жили рядом с церковью в одноэтажном домике, где размещались: восемь келий, трапезная, канцелярия и рукодельная. В помощь новоначальным сестрам из Троице-Сергиевского женского монастыря в Риге на три месяца были присланы три монахини: регентша, церковница и трапезница. Они стали обучать сестер церковному пению и чтению, печению просфор. Названный монастырь, управляемый игуменией Сергией (Мансуровой), оставался целое десятилетие духовным наставником новой общины. Очевидно, благодаря бывшим фрейлинам Мансуровым матушка Мария Арсеньева приобрела доверие Императрицы Александры Фсодоровны и многократно могла пользоваться ее помощью (в переписке настоятельницы с Ведомством Императорского Двора по различным вопросам обустройства обители м. Мария упоминается как «лично известная Ея Величеству» и то, что она — «сестра флигель-адьютанта Арсеньева»).
Воскресенско-Покровская община и ее «временные правила» были утверждены синодским постановлением 9 ноября 1910 г. «с таким числом сестер, какое община в состоянии будет содержать на свои средства». Перед февральским переворотом их было 42 человека. 26 ноября того же года Арсеньевой было поручено исполнять должность начальницы, но только 21 августа 1913 г. Синод утвердил ее в должности «в виде изъятия из установившегося порядка». 5 сентября того же года она была пострижена в рясофор. 4 августа 1917 г. игумения Мария стала мантийной монахиней с именем Евфросиния.
Открытие новой монашеской общины приурочили к празднику Введения во храм Пресвятой Богородицы. Так как «испытывалась особая необходимость в заступничестве Пресвятой Владычицы», то 19 ноября 1910 г. из Псково-Печерского монастыря в обитель была принесена чудотворная икона Божией Матери «Умиление». Икона прибыла в сопровождении настоятеля архимандрита Никодима и нескольких монахов. На станции Плюсса ее встретило множество народа. Хотя стояла зима, толпа богомольцев от станции до Покровского в крестном ходе сопутствовала иконе 25 верст.
Из обители вышел встречный крестный ход. Оба хода объединились и двинулись с пением молитв дальше, остановившись для краткого молебствия в лесу, перед святыми вратами. Сразу после прибытия иконы, архимандрит Никодим отслужил в домовой церкви всенощную, а па следующее утро — обедню. В проповеди после литургии он подчеркнул значение торжества открытия общины, на которое в тот же день, 20 ноября, прибыл викарный епископ Гдовский Вениамин (Казанский), будущий митрополит Петроградский, расстрелянный в 1922 г. большевиками после судебного фарса.
К архиерейскому богослужению собрались 17 священников и диаконов из местных приходов. Богомольцев было столько, что им пришлось стоять на улице. «За всенощной Преосвященный Вениамин сказал проповедь о Покрове Божией Матери и том, какая радость для открывающейся обители, что к этому торжеству прибыла чудотворная икона Царицы Небесной, чтобы освятить эти столь важные для обители дни вступления в новую жизнь». 21 ноября со станции Плюсса неожиданно прибыла и другая икона — прп. Сергия Радонежского, которая была заказана в Троице-Сергиевой лавре и три недели не могла попасть к сестрам, ибо затерялась на железной дороге. Это маленькое событие сильно поразило сестер — они увидели в нем особую милость и благословение угодника Божия.
Водосвятный молебен и литургию епископ Вениамин отслужил соборне с архимандритом Никодимом и благочинным о. Николаем Тихомировым. После этого последовал предначинательный молебен, во время которого Владыка поздравил с открытием монастырской общины. Посреди молебствия был совершен крестный ход вокруг обители с осенением ее крестом с четырех сторон. По окончании Владыка обратился к матушке Марии Арсеньевой с архипастырским наставлением и благословил ее иконой Воскресения Христова, а сестер — крестиками Киево-Печерской лавры с изображением вмц. Варвары, что знаменательным образом предсказывало их дальнейшую судьбу.
В 1911 г. в общине подвизались уже 15 сестер. «Когда имеется время и возможность, сестры собираются для беседы, во время которой они знакомятся ближе с требованиями монашеской жизни…» говорится в годовом отчете правящего архиерея. Для обучения церковному пению из Свято-Троицкого монастыря в Риге приехала монахиня, помогавшая также устроить монастырское благочестие, из Псково-Печорского монастыря был прислан старик-уставщик, хороший регент. «При вступлении в общину никаких вкладов от сестер не требуют. Сестры не имеют никакой собственности и получают от обители пищу, обувь, одежду, отопление, освещение, вообще всё, что дается инокам общежительных монастырей. Трапеза и одежда в общине — для всех одинаковые, никому никаких привилегии не делается…»
Так как «ввиду малочисленности общины» обитель могла содержать только одного священника, литургия в ней служилась лишь по средам, пятницам, праздникам и воскресеньям. Когда бывало много работ в будние дни, то для облегчения сестер утреня присоединялась к вечерне. В 1911 г. служащим священником был иеромонах Антоний из Псково-Печерского монастыря. На Страстную и Светлую седмицы из этого монастыря ради большей торжественности богослужений приезжал иеродиакон. По словам епархиального отчета за вышеуказанный год, «…окрестное население все более охотно посещает храм общины, так что по праздникам в него не вмещаются вес молящиеся». Несмотря на это, «материальное положение общины к лучшему не изменилось: скудость и бедность содержания се остались прежними», хотя у общины был огород, покосы, скот и разная живность.
8 января 1911 г. Синод разрешил открыть вакансию священника в общине с окладом 300-400 рублей в год, повысив его 31 января до 600 рублей. Однако только 11 июня 1915 г. ее занял постоянный батюшка — бывший диакон Дмитриевского собора в Гдове Григорий Дмитриев, до этого служили командированные епархиальным начальством или присланные настоятелем Псково-Печерского монастыря.
Хотя обитель была очень бедна, монахини мечтали устроить при ней женскую богадельню, маленькую амбулаторию, странноприимницу, общество трезвости, читальню. Не всем этим мечтам удалось сбыться… Сумели только оказывать амбулаторную медицинскую помощь крестьянам: давать им врачебные советы, лечить по лечебнику, покупать лекарства. Дом крестьянских девушек открыл курсы ручного труда. Кроме бедности обитель поначалу сильно страдала от тесноты, отчего некоторым сестрам пришлось жить в соседнем помещичьем доме. Отсутствие жилья не позволяло принимать и новых сестер. Не вмещала молящихся домовая церковь.
«Ввиду того — писала Арсеньева Государю — что во всем Лужском уезде нет ни одного женского монастыря и вообще но соседству с названной общиной мало церквей, народ отнесся чрезвычайно сочувственно к зарождающейся убогой маленькой общине. Скоро домовая церковь оказалась слишком тесной для вмещения притекающих богомольцев. Явилась неотложная необходимость в постройке и второй церкви, более вместительной». Ее решили посвятить памяти войны 1812 г. и 300-летию Дома Романовых. Вот как звучало обоснование: «Убогая обитель наша горит желанием потрудиться над созиданием одной лишней маленькой крепости духовной против вражьего стана современных пагубных течений, не менее опасных нашествия бывшего на Россию «двунадесяти языков» и тем самым принести хотя бы скромную лепту на пользу дорогому Православному народу».
На строительство более нового храма и келейного корпуса Министерство земледелия отпустило 4670 бревен. Денежные средства пришлось испрашивать у Синода и Государя — своих у сестер не было. Решением от 23-24 сентября 1911 г. Синод выделил 10 тыс. руб. из капитала, завещанного А.А. Вакуловским-Дощинским, владельцем имения в селе Мёдуши в Царскосельском уезде, 12 октября следующего года — дополнительную тысячу рублей. Государь 22 августа 1912 г. пожаловал от себя 1,5 тыс. руб., а несколько ранее — 5 тыс. руб. 27 декабря 1913 г., исполняя волю Императора, Министерство финансов отпустило 3800 рублей. Настоятельница неоднократно получала щедрую поддержку на строительные нужды обители главным образом благодаря участию Императрицы Александры Фёдоровны. Та обращалась к Государю, а он давал указание Синоду. В результате, Синод 23 октября 1915 г. выделил 2 тыс. руб., 7 декабря того же года — 6 тыс. руб., 25 марта 1916 г., «в виду затруднительного материального положения монастыря» — 8 тыс. руб., в феврале 1917 г., перед февральским перепоротом, — еще столько же. Фактически монастырь был выстроен при царском содействии.
Строительный комитет по сооружению собора в Покровском возглавил епископ Гдовский Вениамин, в него вошли известные зодчие: проф. М.Т. Преображенский и А.В. Щусев. 4 мая 1912 г. матушка Мария приехала в столицу, чтобы добиться утверждения проекта деревянной церкви с колокольней («ввиду того, что уже строительный сезон в разгаре, дабы мы могли сразу приступить к постройке и закладке»). Проект уже через сутки одобрил Губернский строительный комитет, 7 мая — Технико-строительный комитет Синода.
Закладку нового храма, стоявшего на крутом берегу речки Мшанки, неподалеку от впадения ее в Песковатку, произвел 3 июня 1912 г. епископ Вениамин. Прибыв 14 июня снова в столицу, настоятельница сообщала помощнику обер-прокурора Св. Синода Петру Степановичу Даманскому, который ей очень помогал: «постройка храма и корпуса для сестер в разгаре», и снова умоляла о субсидии, так как «без внутренней отделки храма, т. с. иконостаса, икон и пр. утвари, нам не хватает на церковь и на корпус 11 тыс. руб., которые, если не получим в течение лета, просто не знаю, откуда и взять». 24 июля Арсеньева вновь в Петербурге на сей раз с просьбой к Технико-строительному комитету Министерства Внутренних дел дать официальное разрешение на строительство, которое шло уже полным ходом: «Не успеем мы закончить церковь и корпус, придется приступить к постройке второго корпуса, просфорни, св. ворот, ограды, гостиницы, дома для причта с хозяйственными постройками и пр. А на окончание церкви и корпуса еще не хватает около 10 тыс. руб. Чем скорее нам удастся обстроиться, тем скорее можно будет сосредоточиться серьезно внутренним устроением обители и на ее просветительной деятельности».
Благодаря усилиям настоятельницы и поддержке Императрицы новый храм был возведен всего за один строительный сезон и уже в конце 1912 г. Св. Синод послал своего архитектора А.А. Полещука для его осмотра. Автором проекта высокого деревянного храма был молодой зодчий И.В. Экскузович (1882-1942), незадолго до этого окончивший в Петербурге Институт гражданских инженеров. Этот храм и каменная церковь свт. Алексия, Митрополита Московского в Тайцах, выстроенная тоже в неорусском стиле, — лучшие из его немногочисленных известных нам творений. После Октябрьского переворота Экскузович увлекся театром и занимался главным образом реконструкцией театральных зданий. Умер он в блокадном Ленинграде.
Своим видом и сложным силуэтом храм напоминал деревянные церкви XVII-XVIII веков на русском Севере. Они стали примером для творческого подражания весьма частого в неорусском направлении модерна. Зодчий взял за основу одну из деревянных церквей в Архангельской губернии (Ильинскую церковь в селе Чухчерма Холмогорского уезда). Основной четверик стоит на подклете, увенчан шатром и 8 куполами-луковками. В храм ведет высокое крытое крыльцо. Внутреннее убранство тоже было стилизовано под старину. Например, иконы в латунных рамках подражали новгородским, утварь — старомосковским образцам.
В 1913 г. приступили к отделке и украшению строящегося храма. 5 апреля матушка получила согласие Императрицы Александры Феодоровны на отпуск из арсенала 500 пудов старой пушечной меди для отливки восьми колоколов па заводе А.С. Лаврова в Гатчине. 31 декабря того же года Главное артиллерийское управление по распоряжению Императрицы отпустило «на сооружение иконостаса 300 пудов лома латуни в стреляных гильзах». Эта латунь пошла на обрамление икон в двухъярусном иконостасе.
До устройства постоянного иконостаса настоятельница попросила 4 июня 1913 г. передать в новый храм временный иконостас, изготовленный по эскизу кн. Михаила Сергеевича Путятина осенью 1906 для подворья Серафимо-Дивеевского монастыря в Старом Петергофе. «Этот иконостас подходит по стилю церкви». Просьба была удовлетворена 23 июля 1913 г. Церковь в Нежадове была освящена епископом Вениамином. На торжество прибыли две чудотворные иконы: Божией Матери «Умиление» (это был день ее праздника) из Псково-Печерского и апостола и евангелиста Иоанна Богослова из Череменецкого монастыря. Храм был задуман двухпрестольным. Второй (боковой) придел, по меньшей мере, к 1918 г., так и не был освящен.
В 1913 г. кроме храма был завершен двухэтажный деревянный корпус для сестер с трапезной и домовой церковью прп. Сергия Радонежского, такой же дом для детского приюта и шатровая церковь. Таким образом, в монастыре (к 1917 г.) было три храма: Покровский собор, две домовые церкви: во имя Воскресения Христова в кельях сестер и прп. Сергия Радонежского в трапезной; и две часовни: во имя свт. Николая Чудотворца в ограде обители и прп. Серафима Саровского в Серафимо-Саровской пустыньке в лесу в восьми верстах от монастыря.
Дело в том, что Арсеньева в 1908 г. приютила в общине 17 девочек-сироток, присланных по ее просьбе из столицы вышеупомянутым обществом «Единение», ставившее целью «воспитание сирот в семейных очагах». Оно сохранило о сиротах материальное попечение, передав сестрам духовное. После постройки в 1913 г. отдельного деревянного корпуса приют-школа сильно расширился и стал вмещать около сотни девочек. В 1915 г., в результате войны, был открыт еще один — смешанный приют, куда принимали осиротевших детей солдат и беженцев. К 1916 г. в этом приюте находились 120 детей.
В 1913 г. в обители жили две монахини, 4 послушницы и 36 сестер. «С увеличением числа сестер жизнь общины стала входить в более монашеско-церковный строй. Службы стали более полными, строго уставными. С осени 1913 г. установилось чтение Псалтири».
В том же году на станции Плюсса открылась Никольская шатровая часовня с переносным антиминсом, устроенная в честь 300-летия Дома Романовых. Стояла она рядом с вокзалом, у самих рельс, имела помещение для иконной лавки. Плюсса была «расположена в самом центре сектантского гнезда пашковцев, которые ведут свою пропаганду самым усиленным образом», как писал в Синод 2 июля 1915 г. митрополит Владимир. Часовня была заложена в июле, а 9 сентября 1914 г. уже освящена. При ней по очереди жили две сестры. На строительство часовни 1000 рублей дал сам Император Николай II. Освящение ее как постоянной церкви на монастырском подворье совершил поздней осенью 1915 г., 21 ноября, на Введение, епископ Гдовский Вениамин. В 1920-е гг. в этой церкви служил прот. Николаи Соколов, высланный в 1930 г. вместе с матушкой в Муром. Последним настоятелем храма на станции Плюсса стал служивший здесь до 1937 г. священник Анатолий Шамонин, родной брат известного петербургского пастыря-исповедника протоиерея Владимира Шамонина. О. Анатолий служил здесь до своего ареста, отсюда его увезли в Ленинград, где он был расстрелян.
20 ноября 1914 г. община — «из-за наплыва желающих» — была преобразована в общежительный монастырь. «С преобразованием в монастырь община получит, — писала церковная пресса, — более твердую почву для своей дальнейшей работы; духовное значение ее в глазах простого народа, сохранившего благоговейное отношение к обителям, еще более усилится». Однако и декабре того же года случилась беда — сгорели все хозяйственные постройки, отчего настоятельнице пришлось просить казну выдать единовременное пособие «на приобретение хозяйственного инвентаря взамен уничтоженного». 20 февраля 1915 г. ей, по указанию Государя, из Синода было выдано восемь тысяч, а 8 января следующего года — полторы тысячи рублей на «окончание хозяйственных построек вместо сгоревших», которые строились «более скромных размеров, чем прежние».
28 августа 1915 г. была открыта вакансия второго священника с окладом 600 рублей, ее в начале декабря получил священник-беженец с Волыни о. Николай Богданович. Об этом просила матушка Мария: «одного не хватает: необходимо установить ежедневную службу (что при одном священнике невозможно), необходимо установить службу в праздничные дни в нашей часовне-церкви на станции Плюсса. Кроме того, теперь много работы законоучительской при колонии для солдатских сирот, которую мы устроили при нашей обители».
В 1916 г. монастырь трижды: в январе, июле и 21 ноября посетил епископ Гдовский Вениамин. «Особенной торжественностью отличалось архиерейское богослужение 21 ноября, и праздник Введения, по случаю годовщины открытия монастыря. Почти ежегодно Преосв. Вениамин в этот день совершал в монастыре богослужение, а потому народ стекается в монастырь к этому дню в громадном числе». В июле от станции Плюсса через Модолицы был совершен крестный ход в Серафимовскую пустыньку монастыря, которая отстояла в 8 километрах от обители по дороге на станцию Серебрянка. Он вышел в 8 вечера и к часу ночи пришел в Модолицы, откуда в шесть утра пошел в пустыньку, прибыв в нее в 10 часов. На открытом воздухе была отслужена литургия. «Устроенным над престолом навес, иконостас и все иконы были красиво убраны кумачом и зеленью. Совершенная при такой обстановке литургия оставила неизгладимое впечатление». Под дождем пошли в монастырь, а на следующий день после обедни Владыка уехал из него в Петроград.
После освящения в Петербурге своего храма Императорское Палестинское общество предоставило монастырю для подворья часовню и помещение при ней на углу 2-й Рождественской улицы и Калашниковского проспекта. Часовня Петербургского подворья была освящена в 1917 г., в роковой день февральского переворота.
Все лето 1919 г. фронт, разделявший белые и красные войска, стоял неподалеку от монастыря, в нескольких верстах западнее Нежадова. Красными специально были сооружены линии укреплений, проходившие по окраинам деревень, лежащим в непосредственной близости от обители. Сам Воскресенско-Покровский монастырь и имение Покровское оставались в тылу красных войск.
Советская власть официально закрыла монастырь в 1919 г., сразу после ухода Белых войск генерала Н.Н. Юденича, но сестры не разъехались и в 1922 г. организовали трудовую артель или сельхозкоммуну. «Образ жизни мы вели монашеский, носили монашеские одежды и питались из одного котла. Помимо этого, все мы посещали монастырскую церковь…», — вспоминала монахиня Валентина Ивановна Шкаталова, приехавшая в 1927 г. в Нежадово. В это время в обители проживало 46 человек. Трудовая артель в Нежадове была окончательно закрыта в июле-августе 1928 г. после появления брошюры «Черный колхоз», в декабре же 1929 г. монахинь заставили покинуть место, где они подвизались более двадцати лет. В 1931 г. Покровский собор уже не действовал, но в домовой Воскресенской церкви службы еще были.
После закрытия Воскресенско-Покровской обители 10 монахинь переехали в Гатчину, где жила семья Надежды Алексеевны Епанчиной, сестры милосердия в годы войны, которая в 1920 г. поступила в монастырь. В квартире ее отца отставного генерал-лейтенанта Алексея Алексеевича Епанчина на ул. Шмидта (б. Георгиевской), 7 и поселилась игумения Ефросиния, прожив здесь до лета 1930 г. Младшая дочь генерала — Анна, не раз бывала у своей сводной сестры в Нежадове и оставила частично опубликованные воспоминания о тамошней жизни. Матушку сменили игумения Иоанна (Мансурова) — сестра игумений Сергии, и монахини: Августа (Александра Бородина) и Прасковья Ефимова, послушница Наталья (Самуйловская), которых через два года выслали в Казахстан.
О том, как жили нежадовские монахини в Гатчине, рассказала 18 февраля 1932 г. в своих показаниях следователю Надежда Епанчина: «Продовольственный котел был общий и пища готовилась у монахинь, которые жили на Вокзальной ул., 13. Весь свой заработок мы отдавали одной из монахинь — Венецкой (мон. Татиане), а потом Бутырской. Таким образом, в г. Красногвардейске (Гатчине) ликвидированный монастырь продолжал существовать, но в меньшем размере, и не было своей церкви. Зато посещали кладбищенскую церковь (Всех Святых) и возили туда на богослужения игумению Арсеньеву…»
Деревянный Покровский храм, именовавшийся сестрами и крестьянами собором, в годы оккупации был открыт для богослужений и вокруг него возникла маленькая общинка из уцелевших и проживавших в окрестностях монахинь. Обслуживал приход священник, позже — протоиереи Феодор Михайлов, уроженец Плюссы, служивший здесь в 1920-х гг. в монастыре диаконом, позже — священник храма Спаса-на-Крови, иосифлянин. После ареста в 1930 г. он находился в заключении до весны 1941 г. После освобождения вернулся на родину, где проживал в деревне Манкошев Луг в окрестностях Плюссы. Был благочинным Плюсского округа (до 1943 г.), служил в храмах Лужского и Гдовского уездов, в том числе в Покровском соборе в Нежадове. Летом 1944 г. в собор назначили служить о. Александра Максимова, рукоположенного из диаконов. Священник приезжал в храм и в 1949 г., который вскоре был закрыт, а по прошествии десяти лет, в 1958 г. — время хрущевских гонений, власти приказали его разобрать. Церковные купола еще долго лежали в долине реки Мшанки. Некоторые иконы попали в местную школу, откуда в 1990-е гг. их передали в Историко-художественый музей в Пскове. Другие монастырские постройки погибли в 1944 г. при отступлении немецких войск. Дом Арсеньевых сгорел тогда же, уцелел только помещичий дом Половцовых, использовавшийся под больницу.
В наше время Нежалово, большое и оживленное село, находится в Псковской области, на самой границе с Ленинградской. Не осталось в живых ни одной монахини Воскресенско-Покровского монастыря, не осталось следов самой обители, кроме кладбища.
По материалам: Болховитинов С.А. // «Санкт-Петербургские Епархиальные ведомости», выпуск 32; http://plussa-region.narod.ru/library/bolhovitinov/sobor.htm
Информация об авторстве И.В.Экскузовича в статье С.А.Болховитинова не имеет научного обоснования — ссылки на ее источник нет, более нигде такой версии не приводится. Скорее всего, это просто ошибка перепутывания двух редких фамилий на «Э». Авторство Элкина зафиксировано в Ежегоднике общества архитекторов-художников и в деле, хранящемся в РГИА.
