Несломленный генерал
Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Во время Гражданской Карбышев участвовал в возведении ряда укрепрайонов и организации инженерного обеспечения операций Красной Армии. В межвоенный период служил на ответственных постах и одновременно вел преподавательскую деятельность в военных академиях.
Автор свыше 100 научных работ в различных отраслях военно-инженерного искусства и военной истории. Он предвидел многое. И то, что нападут без предупреждения. И то, что блицкрига не получится. И то, что Берлин будет взят.
За пару недель до начала Великой Отечественной войны Дмитрия Михайловича откомандировывают в Гродно для оказания помощи в оборонительном строительстве на западной границе. Восьмого августа 1941 г. при попытке вырваться из окружения в районе Могилева он получает контузию и в бессознательном состоянии попадает в плен.
Итак, Роковой 1941-й. Дух напряжения и войны витает в воздухе и почти каждый понимает, что она неизбежна. Остается только один вопрос: «Когда?». Понимал это и 60-летний известный ученый, доктор военных наук, генерал-лейтенант инженерных войск Дмитрий Михайлович Карбышев…
Три с половиной года провел Карбышев в фашистских застенках. Германия в марте 2020 года выразила намерение передать Российскому государственному военному архиву копии личных дел советских граждан, оказавшихся в немецком плену. Хочется надеяться, что мы увидим новые документы о трагическом и героическом периоде жизни великого советского генерала. Во время войны о судьбе Карбышева в Москве не знали ничего. В его личном деле в 1941 г. была сделана официальная отметка: «Пропал без вести».
Не секрет, что некоторые отечественные публицисты стали выдавать невероятные «факты», что Советское правительство в августе 1941 г., узнав о пленении Карбышева, предложило немцам устроить обмен советского генерала на двух немецких, однако в Берлине сочли такой обмен «неэквивалентным». На самом деле наше командование на тот момент даже не имело информации о том, что генерал Карбышев попал в плен.
Дмитрий Карбышев начал свой лагерный путь в распределителе у польского города Остров-Мазовецкий. Здесь пленных переписывали, сортировали, допрашивали. Карбышев переболел тяжелой формой дизентерии.
На рассвете одного из холодных октябрьских дней 1941 г. эшелон, переполненный людьми, среди которых был и Карбышев, прибыл в польское Замостье. Генерала поселили в барак, за которым впоследствии прочно закрепилось название «генеральский». Здесь, как говорится, была крыша над головой и почти нормальное питание, что в условиях пленения было большой редкостью.
Немцы, по словам германских историков, были почти уверены, что после всего пережитого у выдающегося советского ученого возникнет «чувство благодарности» и он согласится на сотрудничество. Но это не сработало.
Немцы, по словам германских историков, были почти уверены, что после всего пережитого у выдающегося советского ученого возникнет «чувство благодарности» и он согласится на сотрудничество. Но это не сработало.
В марте 1942 г. Карбышева перевели в концентрационный лагерь Хаммельбург (Бавария). Он был особенным – исключительно для советских военнопленных. Его командование имело установку делать все возможное, чтобы склонить на сторону Гитлера «неустойчивых, колеблющихся и малодушных». Поэтому в лагере соблюдалась видимость законности, гуманного обращения с пленными. В этот период родился знаменитый девиз Карбышева:
«Нет большей победы, чем победа над собой! Главное – не пасть на колени перед врагом».
В начале 1943 г. советской разведке стало известно, что командир одной из немецких пехотных частей полковник Пелит был срочно отозван с Восточного фронта и назначен комендантом лагеря в Хаммельбурге. В свое время полковник окончил юнкерское училище в Петербурге и прекрасно владел русским.
Бывший офицер царской армии Пелит служил когда-то в Бресте вместе с капитаном Дмитрием Карбышевым. Именно Пелиту было поручено вести персональную работу с военнопленным генерал-лейтенантом инженерных войск. Полковника при этом предупредили, что русский ученый представляет особый интерес для вермахта, в особенности для главного управления инженерной службы Германии. Надо приложить максимум усилий, чтобы он работал на немцев. Пелит был не только хорошим знатоком военного дела, но и известным в германских военных кругах мастером «интриг и разведки». Уже при первой встрече с Карбышевым он начал играть роль человека, далекого от политики, простецкого старого вояки, сочувствующего заслуженному генералу.
На каждом шагу немец старался подчеркнуть внимание и расположение к Дмитрию Михайловичу, называл его своим почетным гостем, рассыпался в любезностях. Не жалея красок, рассказывал боевому генералу небылицы, что, по дошедшим до него сведениям, германское командование решило предоставить Карбышеву полную свободу и даже, если он того пожелает, возможность выезда за границу в одну из нейтральных стран. От подобного соблазна многие пленные не удерживались, но только не генерал Карбышев – он сразу раскусил истинную миссию своего давнего «коллеги».
В этот период именно в Хаммельбурге германская пропаганда начала отрабатывать свое «историческое изобретение» – была создана «комиссия по составлению истории операций Красной Армии в текущей войне». В лагерь прибыли ведущие германские эксперты, в том числе из СС. Они беседовали с пленными офицерами, отстаивая ту мысль, что цель составления «истории» чисто научная, что офицеры вольны будут писать ее в том плане, в каком пожелают.
Мимоходом сообщалось, что все изъявившие согласие заняться написанием истории операций Красной Армии получат дополнительное питание, благоустроенное помещение для работы и жилья, гонорар за «литературный» труд. Ставка в первую очередь делалась на Карбышева, но генерал категорически отказался от «сотрудничества», более того – смог отговорить большинство остальных военнопленных от участия в «авантюре Геббельса». Попытка фашистского командования организовать «комиссию» в конечном итоге провалилась.
По некоторым данным, к концу октября 1942 г. немцы поняли, что с Карбышевым «не так все просто». Вот содержание одного из секретных писем, которое получил полковник Пелит из «вышестоящей инстанции»: «Главное командование инженерной службы снова обратилось ко мне по поводу находящегося в Вашем лагере пленного Карбышева, профессора, генерал-лейтенанта инженерных войск. Я был вынужден задержать решение вопроса, так как рассчитывал на то, что Вы выполните мои инструкции в отношении названного пленного, сумеете найти с ним общий язык и убедить его в том, что, если он правильно оценит сложившуюся для него ситуацию и пойдет навстречу нашим желаниям, его ждет хорошее будущее. Однако майор Пельтцер, посланный мною к Вам для инспектирования, в своем докладе констатировал общее неудовлетворительное выполнение всех планов, касающихся лагеря Хаммельбург и в особенности – пленного Карбышева».
Вскоре гестаповское командование приказало доставить Карбышева в Берлин. Он догадывался, зачем его везут в германскую столицу. Генерала поместили в одиночную камеру без окон с яркой, постоянно мигающей электрической лампой. Находясь в камере, Карбышев потерял счет времени. Сутки здесь не делились на день и ночь, прогулок не было. Но, как говорил он потом товарищам по плену, прошло, по-видимому, не менее двух-трех недель, прежде чем его вызвали на первый допрос.
«Это был обычный прием тюремщиков, – вспоминал впоследствии Карбышев, с профессорской точностью анализируя это «мероприятие», – заключенного приводят в состояние полной апатии, атрофии воли, прежде чем взять «в раскрутку». Однако, к удивлению Дмитрия Михайловича, его встретил не тюремный следователь, а известный немецкий фортификатор профессор Гейнц Раубенгеймер, о котором он немало слышал на протяжении последних двух десятков лет, за трудами которого пристально следил по специальным журналам, литературе. Несколько раз они встречались.
Профессор вежливо поприветствовал пленника, выразив сожаление за причиненные неудобства великому советскому ученому. Затем достал из папки лист бумаги и начал читать заранее подготовленный текст. Советскому генералу предлагалось освобождение из лагеря, возможность переезда на частную квартиру, а также полная материальная обеспеченность. Карбышеву будет открыт доступ во все библиотеки и книгохранилища Германии, предоставлена возможность знакомиться с другими материалами в интересующих его областях военно-инженерного дела. При необходимости гарантировалось любое число помощников для обустройства лаборатории, выполнения опытно-конструкторских работ и обеспечения иных мероприятий научно-исследовательского характера.
Не воспрещался самостоятельный выбор тематики научных разработок, давалось добро на выезд в район фронтов для проверки теоретических расчетов в полевых условиях. Правда, оговаривалось – кроме Восточного фронта. Результаты работ должны стать достоянием немецких специалистов. Все чины германской армии будут относиться к Карбышеву как к генерал-лейтенанту инженерных войск Германского рейха.
Внимательно выслушав условия «сотрудничества», Дмитрий Михайлович спокойно ответил: «Мои убеждения не выпадают вместе с зубами от недостатка витаминов в лагерном рационе. Я солдат и остаюсь верен своему долгу. А он запрещает мне работать на ту страну, которая находится в состоянии войны с моей Родиной».
Подобного упрямства немец не ожидал. Карбышеву начали давать соленую пищу, после чего отказывали в воде. Заменили лампу – она стала такой мощной, что даже закрытым глазам не было покоя. Они начинали гноиться, причиняя мучительную боль. Спать почти не разрешали. При этом с немецкой аккуратностью регистрировали настроение и психическое состояние советского генерала. И когда казалось, что он начинал «скисать», снова приходили с предложением сотрудничать. Ответ был тот же – «нет». Так продолжалось без малого полгода. После этого Карбышев был переведен в концлагерь Флоссенбюрг, расположенный в баварских горах, в 90 км от Нюрнберга. Он отличался каторжными работами особой тяжести, а бесчеловечное отношение к заключенным не знало предела.
Узники в полосатой одежде с пробритой крестообразно головой с утра до ночи работали в гранитных карьерах под наблюдением эсэсовцев, вооруженных хлыстами и пистолетами. Минутная передышка, взгляд, брошенный в сторону, слово, сказанное соседу по работе, любое неловкое движение, малейшая провинность – все это вызывало бешеную ярость надсмотрщиков, избиение хлыстом. Часто слышались выстрелы. Стреляли прямо в затылок. Один из советских пленных офицеров уже после войны вспоминал: «Однажды мы с Дмитрием Михайловичем работали в сарае, обтесывали гранитные столбики для дорог, облицовочные и намогильные плиты.
По поводу последних Карбышев заметил: «Вот работа, доставляющая мне истинное удовольствие. Чем больше намогильных плит требуют от нас немцы, тем лучше, значит, идут у наших дела на фронте».
Почти шестимесячное пребывание Дмитрия Михайловича на каторжных работах закончилось в один из августовских дней 1943 г. Пленник был переведен в Нюрнберг и заключен в тюрьму гестапо. После непродолжительного «карантина» его отправили в так называемый «блок» – деревянный барак посреди огромного вымощенного булыжником двора. Здесь генерала многие узнали: одни – как сослуживца в прошлом, другие – как грамотного учителя, третьи – по печатным трудам, некоторые – по прежним встречам в фашистских застенках.
Убийство людей было в прямом смысле слова поставлено на конвейер и осуществлялось с использованием новейших изобретений науки. Лучшие техники и инженеры Рейха искали пути наиболее дешевого и массового уничтожения целых народов и рас. Одним из результатов их работы стало «изобретение» своеобразного тандема: газовая камера плюс крематорий. Практика применения была доведена до автоматизма. После прибытия в лагерь заключенных сортировали на пригодных и непригодных к работе. Детей, стариков, инвалидов прямо с железнодорожной платформы перегоняли к газовым камерам и крематориям. Жертв заводили в так называемую «раздевалку».
Людям приказывали полностью раздеться, затем вели якобы в «душ». На самом деле несчастных направляли в газовые камеры. По приказу дежурного «врача» открывались баллоны с ядовитым газом «Циклон-Б», и их содержимое через вентиляционные трубы направлялось в газовые камеры.
Спустя считаные минуты жертвы умирали от удушья и отравления. Постоянно дымящие печи, где сжигались живые и мертвые; газовые камеры, где в страшных муках гибли десятки тысяч людей; холмы пепла из человеческих костей; огромные тюки женских волос; горы ботиночек, снятых с детей перед тем как отправить их в последний путь… Все это видел советский генерал, который через многое прошел. За три месяца до вступления нашей армии в Берлин 65-летнего Карбышева перевели в лагерь Маутхаузен.
Впервые о том, как погиб Дмитрий Карбышев, стало известно через год после окончания войны. В феврале 1946 г. майор канадской армии Седдон де Сент-Клер, находившийся на излечении в госпитале под Лондоном, пригласил к себе представителя советского Комитета по делам репатриации в Англии, чтобы сообщить «важные подробности».
«Мне осталось жить недолго, – сказал майор советскому офицеру, – поэтому меня беспокоит мысль о том, чтобы вместе со мной не ушли в могилу известные мне факты героической гибели советского генерала, благородная память о котором должна жить в сердцах людей. Я говорю о генерал-лейтенанте Карбышеве, вместе с которым мне пришлось побывать в немецких лагерях».
По словам офицера, в ночь на 18 февраля около тысячи пленных немцы пригнали в Маутхаузен. Мороз стоял около 12 градусов. Все были одеты в рванье.
«Как только мы вступили на территорию лагеря, немцы загнали нас в душевую, велели раздеться и пустили на нас сверху струи ледяной воды. Это продолжалось долго. Все посинели. Многие падали на пол и тут же умирали: сердце не выдерживало.
Потом нам велели надеть только нижнее белье и деревянные колодки на ноги и выгнали во двор. Генерал Карбышев стоял в группе русских товарищей недалеко от меня. Мы понимали, что доживаем последние часы. Через пару минут гестаповцы, стоявшие за нашими спинами с пожарными брандспойтами в руках, стали поливать нас потоками холодной воды. Кто пытался уклониться от струи, тех били дубинками по голове. Сотни людей падали замерзшие или с размозженными черепами.
Я видел, как упал генерал Карбышев, – с болью в сердце излагал канадский майор, – последние его слова были: «Бодрей, товарищи! Думайте о Родине, и мужество не покинет вас!».
«В ту трагическую ночь в живых осталось человек семьдесят. Почему нас не прикончили, не представляю. Должно быть, устали и отложили до утра. Оказалось, что к лагерю вплотную подходили союзные войска. Немцы в панике бежали… Я прошу вас записать мои показания и переслать их в Россию. Я считаю своим священным долгом беспристрастно засвидетельствовать все, что я знаю о генерале Карбышеве. Я выполню этим свой маленький долг перед памятью большого человека», – такими словами закончил свой рассказ канадский офицер.
В 1948 г. главнокомандующий Центральной группой войск генерал-полковник Курасов и начальник инженерных войск ЦГВ генерал-майор Слюнин в присутствии делегаций от войск, группы почетного караула, а также правительства Австрийской Республики открыли памятник и мемориальную доску на месте, где фашисты зверски замучили генерала Карбышева на территории бывшего гитлеровского концлагеря Маутхаузен.
Его смерть в Маутхаузене – яркая вспышка, ставшая Вечным Огнем, что горит в каждом российском городе в честь него и в честь всех солдат, погибших в Великую Отечественную войну.
Статья подготовлена по материалам Виктора Миркискина, К.И.Н профессора Академии военных наук, начальника отдела ФГБУ «ЦНИИИ ИВ» МО РФ; Светланы Малиной, начальника отдела ФГБУ «ЦНИИИ ИВ» МО РФ; Маргариты Макаровой, младшего научного сотрудника ФГБУ «ЦНИИИ ИВ» МО РФ
