Наш любимый поэт ославил Михаила Воронцова на всю страну эпиграммой «Полугерой, полуневежда/ К тому ж ещё полуподлец…». Граф же публичных заявлений не делал, лишь однажды сказал своему биографу Филиппу Вигелю: «Не упоминайте мне никогда об этом мерзавце…».
В отношении Воронцова Пушкин был неправ. «Вся вина на его стороне», — писала преданная поэту по гроб жизни княгиня Вера Вяземская. Все знали, что Воронцов — никакой не «полу-», а настоящий герой и страстный библиофил, а уж подлости в нём не было никакой. Солдаты и простой люд его просто боготворили. Недаром после смерти графа в народе долго ходила поговорка: «До Бога высоко, до царя далеко, а Воронцов умер».
И совершал Михаил Семёнович поступки удивительные, один из которых Лев Толстой даже «позаимствовал» и «подарил» своей любимице Наташе Ростовой. Речь идёт об эпизоде из «Войны и мира», когда Наташа убеждает родню, что спасать от французов, которые вот-вот войдут в Москву, надо «не вещи, а людей». Этот эпизод романа-эпопеи весьма точно отразил реальный случай из жизни генерала Воронцова.
Он под Бородино командовал дивизией и ходил в рукопашку вместе со своими гренадёрами. Раненный штыком и вывезенный с поля боя на разбитой ядром телеге, генерал застал сцену, описанную Толстым. «На дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые», и тут же полным ходом шла погрузка графской мебели, бронзы, книг и фарфора на подводы, присланные из дальнего поместья Воронцовых. Граф велит вещи бросить, а на подводах спасать солдат и офицеров. Караван с Воронцовым во главе отправляется под Владимир, по дороге подбирая новых и новых раненых. Там в родовом поместье графа лечатся около 50 офицеров и 300 рядовых. Каждый солдат после выздоровления получал смену белья, тулуп и 10 рублей лично от графа, чтоб добраться до своей части и бить французов дальше. Воронцов тоже догнал свою армию и с боями дошёл до Парижа.
В столице Франции герои-победители предаются радостям жизни — карты и рулетка, женщины и шампанское. Ясное дело, долги. И тут Воронцов совершает ещё один необычный поступок: платит за своих бойцов по французским счетам 1,5 миллиона рублей, ради чего продаёт родовое имение Круглое! Да, кто угодно другой просто разорился бы, но не Воронцов! Через 5 лет после антинаполеоновской кампании он женится. Его супруга Елизавета Браницкая (в свете — Элиза), полька по отцу, родня Потёмкина по матери, приносит ему в приданое 7 миллионов рублей золотом. Воронцов становится богатейшим человеком России. А впереди у него — пост губернатора, титул князя, жезл фельдмаршала, всенародная любовь и… злая пушкинская эпиграмма.
В юности Элиза, как пушкинская Татьяна, шлёт страстное письмо своему кузену Александру Раевскому. А тот, ну в точности как Онегин, читает девушке морали и любовь её отвергает. Когда же она стала «генеральшей», у Александра взыграли чувства. Бросив Петербург, он мчится за когда-то отверженной женщиной в Одессу, где правит её муж Воронцов, генерал-губернатор Новорос-сии и наместник Бессарабии. Там безутешный поклонник обнаруживает ещё и соперника. Это — Пушкин, отбывающий свою южную ссылку…
Итак, «она звалась» Элизой и слыла одной из привлекательнейших женщин своего времени. С «неукоснительным щегольством» и милой приветливостью блистала на балах и маскарадах. От бурных молений Раевского о тайных встречах уже устала, и теперь её больше занимал входящий в славу поэт-вольнодумец. Современные эксперты строят смелые версии об отношениях Пушкина и Воронцовой (вплоть до якобы «общей дочери»), но ценнее всё ж слова Веры Вяземской. Она тогда жила в Одессе и видела собственными глазами, что «интерес» если и был, то «только с его стороны». Элизе же просто нравилось «иметь у ног своих знаменитого поэта» (как говорил тот же Вигель).
Губернатор принимал поэта поначалу радушно. Тот в доме Воронцовых обедал, пользовался книгами из библиотеки. «Демонический плющ» Раевский интриговал. Он доносил губернатору, что Пушкин часами сидит в кофейне Пфейфера на Дерибасовской, наслаждается устрицами с шампанским у Цезаря Отона на Ришельевской, волочится за дамами, играет в казино, затевает дуэли… Кстати, де-факто поэта прислали в Одессу как бы на «перевоспитание», а де-юре официально переместили по службе в МИД с содержанием 700 рублей в год. Этих денег Пушкину, конечно, не хватало. Верный друг Вяземский опубликовал «Бахчисарайский фонтан» и выслал автору 3 тысячи рублей гонорара. Тот раздал долги извозчикам, бросая ассигнации в разномастную толпу с балкона гостиницы. Перекидал так он тысячи две. «Если он и теперь не исправится, то будет чёртом ещё до отбытия своего в ад», — волновался Карамзин. Пётр Вяземский с Александром Тургеневым, вечным ходатаем за Пушкина перед царём, увещевали «Беса-Арабского» (как они шутя его называли) бросить свои лицейские штучки и угомониться, наконец. Не помогло.
Воронцов в это время обустраивал территорию, большую, чем какая-нибудь европейская страна — Англия, например. Он строил дома, дороги, театры, училища и институты в Новороссии и Бессарабии. Красавица-Одесса в том виде, какой мы её знаем, — его творение, как и Потемкинская лестница, на—званная позднее в честь известного броненосца.
Многие думают, что виноград в Крыму культивировали чуть не с античных времён. На самом деле, это Воронцов выписал из Франции виноградные лозы и раздал всем желающим. Свой знаменитый дворец в Алупке он возвёл на деньги от собственного виноделия. В Испании и Саксонии закупил элитных овец, создал табачные плантации, наладил добычу каменного угля, пароходство. Цена на землю в Новороссии взлетела с 30 копеек за десятину до 10 рублей, население увеличилось в разы.
Проходил месяц за месяцем… Пушкин поручения выполнял спустя рукава, считая их чиновничьей рутиной ниже своего достоинства. «Мне не в чём его упрекнуть, кроме праздности, я дам о нём хороший отзыв Нессельроде… — лисал Воронцов генерал-адъютанту царя Павлу Киселёву. — Но было бы лучше для самого Пушкина, я думаю, не оставаться в Одессе… Здесь слишком много… людей, которые льстят его самолюбию, поощряя его глупостями, причиняющими ему много зла. … Пушкин вместо того, чтобы учиться и работать, ещё более собьётся с пути».
«Боюсь для него неприятных последствий, ибо граф Воронцов устанет… отвращать от него постоянное внимание на него правительства», — писал Тургенев Вяземскому. Так и вышло.
Губернатор, когда-то встретивший Пушкина радушно, теперь на его поклоны не отвечал вовсе. В марте 1824 года Воронцов просит Нессельроде — мол, «избавьте меня от поэта Пушкина…» А в мае уже настаивает:»… это, может быть, превосходный малый и хороший поэт, но мне не хотелось бы иметь его дольше ни в Одессе, ни в Кишинёве». Раевский, безнадёжно влюблённый в Элизу, подал губернатору идею отправить Пушкина с глаз долой «на саранчу» — проверять уезды, подвёргшиеся нашествию этих насекомых. Это было реальное бедствие, на Херсонщину отправили чуть не всех местных чиновников. Пушкин тоже поехал, но вернулся раньше времени и написал анекдотический отчёт: «Саранча летела, летела и села. Сидела, сидела, всё съела и вновь улетела». Вышел скандал. Пушкин сам подал в отставку и разразился злой эпиграммой о «полу-подлеце»-начальнике. Вера Вяземская волновалась, писала мужу из Одессы, что поэт «захотел выставить в смешном виде важную для него особу — и сделал это… на него не могли больше смотреть благосклонно», а Тургенев констатировал: «Виноват один Пушкин».
Поэт был выслан в Михайловское, и там продолжил работу над «Онегиным», которого начал ещё на юге. Раевский в образе Евгения предстал предателем дружбы и любви, Элиза — прототипом кристально чистой женщины Татьяны. А «важный генерал», её муж, похоже, был списан с Воронцова. Уж не раскаяние ли это зрелого поэта в прошлых своих несправедливых словах? Иначе зачем бы Пушкину счастливо «женить» давнего недруга на своей любимой героине? Тем более в главном своём шедевре.
