Константин Сараджев. Звонарь Бога
Константин Константинович Сараджев (1900-1942) является одним из самых выдающихся и в то же время одним из наиболее недооцененных музыкантов в истории России. Обладающий феноменальным музыкальным слухом, на порядок превосходящим даже слух профессиональных музыкантов, он создал более сотни произведений для исполнения на колоколах, которые мастер считал идеальным музыкальным инструментом. Когда Сараджев звонил на колокольнях московских церквей, послушать его божественные звоны собирались музыканты и другие представители столичной богемы 20-х годов XX века. Но парадоксальным образом от Сараджева не осталось практически ничего. Ни в одном из известных мне источников не упоминается о том, что его звоны кто-то пытался записать в формате аудиозаписей на физических носителях. Книга о колокольных звонах «Музыка-колокол», которую Сараджев писал в последние годы своей жизни ныне считается утерянной. Многие детали его биографии доподлинно неизвестны или рассказываются в разных источниках по-разному. Единственная книга о Сараджеве – «Сказание о звонаре московском» (М. 1977), переизданная с небольшими дополнениями как «Мастер волшебного звона» (М. 1988), написана лично знавшей его Анастасией Цветаевой (1894-1993 гг.) (сестрой поэтессы Марины Цветаевой (1892-1941 гг.)). Эта книга, кстати говоря, сегодня доступна в интернете. Есть еще небольшой документальный фильм «Константин Сараджев» (2007) из цикла «Гении и злодеи» телеканала «Культура». Плюс статья в русской «Википедии» и несколько серьезных статей на других интернет — ресурсах. Попробуем сопоставить имеющиеся факты и найти истину.
Константин Сараджев родился в семье известного русского дирижера армянского происхождения Константина Соломоновича Сараджева (1877-1954 гг.) и пианистки Натальи Ниловны Сараджевой (1877-1904 гг.). Наталья Ниловна (в девичестве Филатова) была дочерью известного детского врача Нила Федоровича Филатова (1847-1902 гг.) и ученицей знаменитого русского музыканта Сергея Васильевича Рахманинова (1873-1943 гг.). Константин Сараджев младший рано лишился матери – она умерла когда ему было всего четыре года. Отец рано заметил музыкальные способности сына, проявившиеся с 2-3 лет. Уже в детском возрасте Костя увлекся игрой на маленьких колоколах, которые покупал ему отец. Звонить на колокольнях московских церквей он стал по некоторым данным с 14 лет, начав с Благовеста, а к 15 годам освоил трезвон и перезвон. Помимо колоколов, Сараджев хорошо играл на пианино, но не считал это свое увлечение сколько-нибудь серьезным.
При всем сказанном выше Константин Сараджев так и не получил профессионального музыкального образования, да и никогда особо не стремился к этому, полагаясь на свои врожденные феноменальные способности к музыке. По собственному утверждению он слышал в каждой ноте по 121 бемолю и 121 диезу. Таким образом он различал 1701 (!!!) звук. Попытка проверить слух Сараджева на приборах в одной из московских научных лабораторий привела к поразительному результату. Уникальный слух Сараджева был научно подтвержден, но он сам впоследствии утверждал, что слышит в более широком диапазоне чем, могли воспроизводить приборы того времени, с помощью которых его проверяли. По свидетельству Анастасии Цветаевой, Сараджев обладал особым видом синестезии (совмещения чувств), позволяющей ему чувствовать звуковые тона зданий и людей. Эта особенность делала Сараджева отчасти одиноким и как говорят человеком немного «не от мира сего». Он несколько наивно полагал что рано родился и что таким как у него слухом будут обладать люди будущего. Аналогичным музыкальным слухом согласно древнегреческим источникам обладал Пифагор (570-490 гг. до н.э.), которого
Сараджев считал своим собратом по музыкальному дару. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что Пифагор жил так давно и при жизни настолько почитался своими учениками как сверхчеловек, что возможно сведения о его музыкальных способностях дошли к нам в сильно преувеличенном виде.
В зрелом возрасте Константин Сараджев звонил на колокольнях многих московских церквей, но любимым местом его выступлений была колокольня Храма Марона Пустынника в Старых Панех (Якиманка). Среди других направлений деятельности Сараджева можно отметить публичные лекции о колокольном звоне и колоссальную работу по записи обертонов звуковых спектров Благовестных колоколов московских и подмосковных церквей. Всего Константин Сараджев записал эту информацию для 317 колоколов 295 колоколен и звонниц. Данная рукопись ныне хранится в музее московского Данилова монастыря. Один из восторженных отзывов об игре звонаря оставила актриса и журналистка Мария Гонта (1904-1995 гг.).
«На фоне синевы выделялся летучий силуэт человека, без шапки, в длинной рубахе, державшего в руках веревочные вожжи ушедших в небо гигантских коней. Маленькие колокола неистово гремели, раскалывая небо жарким пламенем праздничного звона. Большой колокол — как гром, средние — как шум лесов, а самые маленькие — как фортиссимо птиц. Оживший голос природы! Стихии заговорили! Это музыка сфер! Вселенская — теперь бы сказали — космическая!»
Отдельно стоит сказать об отношении Сараджева к религии. Хотя в ряде источников звонарю приписывается богобоязненная фраза «Это грех так звонить. Господь накажет меня за такой звон», нет никаких данных о том, что он выступал против гонений на Православную церковь или был в оппозиции к Советской власти. Напротив, канонические ограничения по времени звона на колокольнях, которые накладывали на него церковные власти, Сараджева откровенно раздражали. Он считал свою музыку светским искусством и мечтал о создании московской концертной колокольни, свободной от религиозных ограничений. Одержимый игрой на колоколах, Константин Сараджев был, судя по всему, скорее аполитичен.
Несколько лет звонарь писал во все инстанции вплоть до лично наркома просвещения Анатолия Луначарского (1875-1933 гг.) с просьбой устроить московскую концертную колокольню на базе его любимой колокольни Храма Марона Пустынника в Старых Панех (Якиманка). Одно из прошений исходило из Государственного института музыкальной науки (ГИМН), действовавшего с 1921 по 1931 год. Письмо было подписано, в частности известными музыкантами Рейнгольдом Морицевичем Глиэром (1875-1956 гг.) и Николаем Яковлевичем Мясковским (1881-1950 гг.). Глиэр, кстати был единственным музыкантом пытавшимся в свое время учить молодого Сараджева классической музыкальной теории. Но из этой затеи в итоге ничего не вышло. Однако все прощения были бесполезны. Колокольный звон настолько ассоциировался у власть предержащих с православной церковью, что даже гражданский колокольный звон воспринимался ими как потенциально опасное явление. При этом надо сказать, что в некоторых европейских странах, в частности в Бельгии, традиция светского колокольного звона, параллельно с церковным колокольным звоном, существовала еще со времен средневековья.
Особая история – поездка Константина Сараджева в Гарвардский университет (США) в 1930 году. Американский миллионер Чарльз Ричард Крейн задумал создать в Гарвардском университете русскую колокольню и закупил для этой цели в России комплект колоколов, снятых с колокольни московского Данилова монастыря, в отборе которых принимал
участие Сараджев, и добился для звонаря разрешения на выезд в США с целью их настройки. К сожалению, из-за языкового барьера, ряда мелких недоразумений (к примеру, часть отобранных колоколов не была послана в США) и общей атмосферы взаимного непонимания звонарь вскоре попал в больницу, после чего был отослан обратно в СССР, а гарвардская колокольня так и не была настроена по русским канонам. Уникальные колокола Данилова монастыря вернулись в Москву только в 2008 году после того как, согласно договоренности, в России были отлиты их копии для Гарвардской колокольни.
Неудачная работа Сараджева над гарвардской колокольней судя по всему стала последней его работой как музыканта. А дальше случилось страшное. Отдельные местечковые запреты на колокольный звон, утверждаемые «по просьбам трудящихся» начались в СССР с 1926 года. А в 1930 году колокольные звоны в Москве были запрещены. Впоследствии церкви стали попросту закрываться, а колокола пошли на переплавку. Источники утверждают, что из всех московских церквей полный комплект колоколов в те годы сохранился всего в двух (!) церквях. Эти события подкосили и так не слишком здорового от природы Сараджева (звонарь страдал заиканием и эпилепсией). Есть сведения что он ушел в теоретическую работу, создавая книгу «Музыка-колокол». О последних годах жизни Сараджева ничего толкового нет даже в книге Анастасии Цветаевой, которая с 1937 по 1947 год отбывала срок в сталинских лагерях. Вероятно, эти годы были безрадостными для Сараджева. Даже касательно места и причины его смерти подробных данных нет. По наиболее распространенной версии он умер от болезни в 1942 году в некоем подмосковном пансионате. В русской Википедии, без ссылки на источник, указывается будто бы Сараджев погиб в 1942 году при попадании немецкой бомбы в неврологическую больницу.
Повернись история немного иначе, Константин Сараджев мог бы создать концертную колокольню и стать основателем нового направления русской музыки, а мы могли бы наслаждаться аудиозаписями его божественных звонов. Сложно сказать, мог бы из него получится хороший педагог, но наверняка, будь такая возможность, нашлись бы и другие музыканты выбравшие для себя игру на колоколах. И тогда во многом утраченные традиции русского церковного колокольного звона возможно было бы легче восстанавливать во времена перестройки и в последующие годы.
Автор Сергей Громов
