В 1810-е годы петербургские обыватели каждую зиму наблюдали необычайное зрелище: в саду дворца князя Юсупова взрослые люди катались на коньках. Развлечение это, издавна известное на Руси, в столице считалось детской и скорее иноземной забавой. Русский помещик и автор книг по обустройству хозяйства В. А. Левшин в 1790 году объяснял читателям:
«Коньки — род полозков, употребляемых для беганья по льду в Нидерландах, а особливо в Голландии. Коньки делаются из дерева, наподобие полозка, и по длине своей имеют желобок, в котором вделывается стальная полоса толстая… длиною проходит через все дерево и на конце загибается вверх крючком. Пару таковых коньков подвязывают под башмаки снурочками, чтоб оные крепко держались… Все особы в Голландии, не исключая никакого возраста, полу и чинов, для забавы и из нужды, по наступлении зимы, садятся на сих коньков и бегают взапуски».
Петербуржцы не сразу узнали, кем были люди, катавшиеся возле Юсуповского дворца, в котором в ноябре 1810 года открылся Институт инженеров путей сообщения. Один из самых известных мемуаристов XIX века Ф. Ф. Вигель ядовито писал:
«Дабы на будущее время не нуждаться в инженерах, учреждено для них особое высшее училище под названием института инженеров путей сообщения. Для помещения сего нового заведения куплен был за безделицу, за триста тысяч рублей ассигнациями, великолепный дом или скорее дворец князя Юсупова на Фонтанке, у Обухова моста. Продавец построил его на славу, по образцу Сен-Жерменского предместья (в Париже), между двором и садом, с тою только разницей, что на пространстве, ими занимаемом, можно было бы построить три или четыре парижские отеля. Все ученики были своекоштные, и не только ни один из них не имел жительства в институте, ни даже права заглядывать в сад, ему принадлежащий. Всем пользовались заведывавшие им иностранцы».
В конце 1830 года страстный любитель конькобежного спорта завелся и при императорском дворе: Николай I вызвал на русскую службу своего племянника принца Ольденбургского, который жил с 1819 года у деда в Великом герцогстве Ольденбург. А. А. Папков, выпускник училища правоведения, попечителем которого П. Г. Ольденбургский был в течение 45 лет, писал в биографии принца:
«Ольденбург зимой представлял мало развлечений. Беганье на коньках, катанье в санях да иногда прогулки верхом — вот почти весь несложный репертуар веселья тогдашнего времени. Зато бегать на коньках было привольно. За городом на лугах, покрытых летом водою, зимою расстилалась ледяная поверхность в несколько верст длиною, куда все городское общество собиралось, чтобы кататься на коньках».
К тому же принц Петр Георгиевич был членом совета военно-учебных заведений и общался с петербургской знаменитостью — преподавателем гимнастики в этих заведениях Г. М. де Паули. Неутомимый иностранец кроме гимнастического института, где, как писал краевед В. П. Бурнашев, «дети и взрослые молодые люди могут обучаться разным телесным упражнениям за самую дешевую цену», открыл в Петербурге училище плавания, а в конце 1830-х годов школу фигурного катания на коньках. В изданной в 1838 году книге «Зимние забавы и искусство бега на коньках фигурами» Г. М. де Паули назвал бег на коньках «приличным и полезным зимним удовольствием» и отметил:
«В течение прошедшей зимы не только число катающихся на коньках увеличилось значительно, но даже кадеты и воспитанники прочих заведений начали наслаждаться этим приятным удовольствием».
А искусство устраивать катки на земле, как утверждали петербургские краеведы-бытописатели, было завезено англичанами: «Император Александр Николаевич, желая распространить это полезное удовольствие, неоднократно сам катался на английском катке». Неудивительно, что родившиеся в 1840-е годы дети принца Ольденбургского и их ровесники — дети Александра II, когда подросли, стали проводить много времени на катке.
«В те годы,— вспоминал князь В. П. Мещерский,— главною сценою для знакомств бывали зимние катанья на коньках в Таврическом саду, введенные в моду покойным цесаревичем (Николаем Александровичем, скончавшимся в 1865 году.— «История»). Буквально весь бомонд катался на коньках, чтобы ежедневно бывать от 2 до 4 часов на Таврическом катке в обществе великих князей. Другой, более оживленной сцены для знакомств великих князей в то время не было».
Но на огромный каток в охраняемом Таврическом саду можно было попасть только по билетам, выдаваемым гофмаршальской частью Министерства императорского двора с соизволения императрицы, поэтому он был доступен только для придворных, петербургской элиты и иностранных дипломатов. Граф Ю. А. Олсуфьев вспоминал свои посещения «Тавриды», как называли этот каток в великосветском кругу:
«Бритый старик-швейцар, похожий на римского сенатора в красном, привычно почтительно нам кланяется. В огромном вестибюле толпятся выездные лакеи приезжающих дам; мы проходим ряд запустелых зал, которые живо говорят о веке Екатерины и пышного князя Таврического… Но вот и последний зал, где услужливый придворный лакей в серой тужурке с золотыми пуговицами надевает мне коньки и подает мне мои санки».
Для петербуржцев, которые не могли кататься в Таврическом саду, стали устраиваться катки в разных частях города. Многие издания публиковали адреса катков и советы начинающим конькобежцам:
«Обувь должна быть кожаная, бархатные теплые башмаки здесь не годятся, так как они быстро отсыревают. Подошва должна быть довольно толстая, каблуки средней высоты, так как при высоких каблуках ступня легко подгибается, что может повести к довольно серьезным повреждениям, а слишком плоские каблуки не могут принять в себя винта коньков… На пятке конька обыкновенно имеется винт, который входит в особое отверстие в каблуке сапога, нарочно для того сделанное. На передней же части конька обыкновенно укреплены три небольшие гвоздика, входящие в подошву… Повязав коньки, попытайтесь встать на обе ноги и приударьте коньками об лед, чтобы шпильки коньков вошли хорошенько в подошву… Некоторые начинающие кататься на коньках употребляют в помощь палку, но это едва ли полезно, так как помощи от палки немного, а мешать будет она вам немало… Лучше всего просить помощи у кого-нибудь умеющего кататься и тогда, обнявшись с ним, стараться подражать его движениям».
Коньки все больше входили в моду среди состоятельных столичных жителей. И это было почти революцией в их образе жизни. В начале 1860-х годов петербургский врач Г. Г. Бенезе корил современников:
«С утра все сидят за делом в душных, обыкновенно жарко натопленных комнатах; после обеда сидят в театрах, в душных и не менее жарких залах, или за карточным столом до поздней ночи, но все сидят и сидят. Это мужчины; а дамы наши двигаются еще меньше. Некоторые из мужчин ходят иногда пешком, по крайней мере, хотя по делам, или в места своих занятий; но дамы, если и вздумают подышать воздухом, то опять сидят или полулежат в экипажах… Спрашивается, возможно ли здоровье при таком образе жизни?»
На некоторых катках стало даже тесно. Правда, дамы исхитрялись и там вести сидячий образ жизни, так как проводили время в финских санках — креслах на полозьях, которые сзади толкали кавалеры. Граф Н. Е. Комаровский в 1909 году вспоминал:
«Первоначально кататься на коньках мы ходили на каток, помещающийся на Фонтанке против Екатерининского института, но там оказалось по праздникам слишком многолюдно, и мы, в числе прочих знакомых между собой мальчиков, решились обзавестись своим собственным катком. Место для него было избрано на Фонтанке по ту сторону Семионовского моста, против дома Министерства Двора. На общие средства был построен на льду домик, в нем была поставлена железная печь и нанят сторож, на обязанности которого лежало расчистка катка и хранение оставляемых на его попечение коньков. Устроив как умели хозяйственную часть, т. е. закупив чай, сахар, потребовалась для нашего сборища своего рода общественная организация (так в тексте.— «История»), и мы основали, между собой, клуб конькобежцев, просуществовавший три зимы, до поступления всех членов-основателей, в числе которых оказался и я, в университет или на военную службу. Президентом нашего клуба был избран тогда 15-ти-летний Никс Адлерберг (сын тогдашнего Министра Двора, графа Александра Владимировича Адлерберга), должность секретаря исполнял Дим Голицын (князь Дмитрий Борисович Голицын, ныне генерал-адъютант, начальник Царской Охоты), живший на Фонтанке против катка в доме своей бабушки графини Левашевой, а казначеем был выбран Лакост, воспитатель нашего сочлена Мати Толстого (сын министра существовавшего тогда министерства почт и телеграфов, графа Ивана Матвеевича Толстого). В числе членов клуба был и Миша Скобелев, поступивший в скором времени в юнкера Кавалерийского полка».
Принимали в этот клуб конькобежцев открытым голосованием. На стене домика-теплушки вывешивались листы с именами желающих вступить в клуб, поделенные на две графы — за и против. Например, молодой атташе австрийского посольства граф Ревертера не был принят в клуб конькобежцев, несмотря на то что австрийский посол граф Тун и его сын были членами этого клуба. Подросткам не понравилось то, что атташе не приехал на каток, чтобы лично познакомиться с должностными лицами клуба. «После этого случая,— писал Комаровский,— старик Тун перестал у нас кататься на коньках, как то обыкновенно делал по утрам. Но это обстоятельство нас скорее порадовало, так как указывало на независимость и некоторое значение нашего клуба в области международных сношений России».
В 1860 году в Петербурге возник речной яхт-клуб, провозгласивший, что он «имеет предметом распространение охоты к плаванию на гребных, парусных и паровых судах, а равно улучшение их постройки… Кроме того, Общество имеет в виду, как полезное вспомогательное средство при своих занятиях, изучение всякого рода гимнастических упражнений и между прочим, плаванья, катанья на коньках, стрельбы в цель, фехтования и т. п.». Зимой 1865 года клуб обзавелся своим собственным катком — в «Юсуповом саду». Сад — «в самом кипучем центре города», как писали в путеводителях,— за два года до этого перешел в ведение городских властей, и они открыли его для публики. Но на прекрасно оборудованный, ухоженный каток попасть мог не каждый. В яхт-клубе очень опасались дам легкого поведения, «присутствие которых оскорбительно для семейств гг. членов». И член клуба, «введший кого-либо из таковых лиц», исключался из клуба на общем собрании. Даже распорядитель катка назначался из членов клуба. Не состоявшим в яхт-клубе можно было пользоваться катком только по рекомендации членов клуба.
«Изысканные любители катанья на коньках съезжаются в Юсупов сад, на прудах которого устраивается каток речным Яхт-Клубом,— писал публицист В. О. Михневич.— Здесь конькобежство практикуется уже не как гимнастическое развлечение только, но и как искусство. Конечно, не все конькобежцы Юсуповского катка могут похвалиться большим искусством; тем не менее, только здесь можно встретить истинных артистов и артисток этого дела, и особенно в те дни, когда учредители катка устраивают конкурс катанья на призы. Тогда здесь можно увидеть целую плеяду соперничающих между собою в быстроте бега, смелости пассажей и затейливости выписываемых на льду вензелей, настоящих виртуозов конькобежства».
В 1890 году на этом катке прошли первые в России Международные соревнования по фигурному катанию.
В Юсуповский сад было трудно пробиться, а владельцы других катков конкурировали между собой, и им приходилось придумывать приманки: «декор разноцветными фонарями», устраивать горы, приглашать «хоры военной музыки» или мастеров катания на коньках. Прославленный фигурист Н. А. Панин-Коломенкин рассказывал об одном таком любимце публики конца XIX века:
«Зимницкий был неподражаем в пляске на коньках. Трепак с присядкой, мазурка и другие танцы он исполнял с такой непринужденной легкостью и ловкостью, что вокруг него немедленно собиралась толпа. Содержатели катков охотно платили ему «трешки» за посещение их предприятий, так как многие ходили на каток, желая не столько покататься, сколько полюбоваться замечательным плясуном».
Некатающиеся жители столицы выходили теперь из дома — к катку, чтобы просто развлечься зрелищем. Писатель-петербуржец Н. А. Лейкин каждую зиму наблюдал одну и ту же картину:
«Праздник. На Фонтанке, на ледяном катке, гремит оркестр военной музыки… Катающихся довольно много, но еще больше смотрящих на катающихся. Глазеющая публика главным образом собралась на набережной, у решетки, и делает свои замечания по поводу конькобежцев. Публика самая разношерстная. Тут и романовский тулуп с новыми валенками под мышкой, очевидно, только купленными в рынке, тут и полотер с ведром мастики в одной руке и половой щеткой на плече, тут и лисья шуба торгового человека, тут и денщик в военной фуражке, два-три солдата, баба, старуха салопница, шинель с чиновничьим лицом в цилиндре и в очках, маменька купчиха с пухленькой дочкой, нянька с ребятами и пр. и пр. Все это судит, рядит, делает свои замечания».
Многие богатые москвичи тоже встали на коньки в 1860-е годы. 31 января 1864 года в Москве открылся Зоологический сад, а на его территории — каток. Обществу акклиматизации животных и растений, находившемуся под покровительством великого князя Николая Николаевича и принца П. Г. Ольденбургского, принадлежало обширное место у Пресненских прудов, где и устроен был Зоологический сад. Об изысканной атмосфере этого катка в 1900 году с грустью вспоминал граф С. Д. Шереметев:
«Для привлечения публики на обширных прудах устраивались ледяные горы и катания на коньках. Общество самое лучшее привлечено было к участию в его увеселениях. Граф Л. Н. Толстой запечатлел это время несколькими чудными страницами в «Анне Карениной». Публика на Пресненских прудах отличалась порядочностью. Ничего подобного теперь уже нет».
Дети Толстого в 1880-е годы катались на другом катке Москвы — на Патриарших прудах. И супруга писателя, Софья Андреевна, иногда составляла им компанию. О состоянии этого ледяного поля заботилось Московское гимнастическое общество. Первые Всероссийские соревнования по конькобежному спорту состоялись на этом катке, в 1892 году.
Лучшие московские фигуристы катались на Петровке — на катке яхт-клуба. К лучшим каткам относились и каток на Чистых прудах, и у Малого Каменного моста. Вход на эти площадки в будние дни стоил 20 коп., в праздники — от 40 коп. Многим московским подросткам это было не по карману. И различные общественные организации делали все возможное, чтобы проторить дорогу малообеспеченным детям к каткам.
В отчете комиссии по физическому образованию при Обществе распространения технических знаний за 1894-1895 годы говорится:
«Несколько лет тому назад с первых же шагов комиссии ее заботою было доставление учащимся возможности дешевого пользования катками. Старания комиссии имели некоторый успех: содержатели катков согласились значительно понизить входную плату для учеников, являющихся в форме; но, тем не менее, эту плату нельзя было считать общедоступной. Только зимою этого года, согласно ходатайству г. председателя комиссии, Зоологический сад понизил плату за пользование имеющимся в Саду катком до того минимума, когда она действительно может считаться дешевою и потому общедоступною, а именно: разовый билет для учащихся стоит всего 5 копеек. При этом за осмотр зверей Сад не брал с катавшихся особой платы. Такое понижение платы дало прекрасные результаты: число посетителей катка быстро увеличилось, хотя дешевые билеты можно было получить ученикам только в учебных заведениях, куда они были доставлены и предложены лично г. председателем комиссии. До чего потребность в дешевом пользовании катком для Москвы является настоятельной, видно из того, что, несмотря на удаленность катка от центра, дешевых билетов роздано в учебных заведениях до пяти тысяч».
Именно тогда, к огорчению графа Шереметева, катанье на коньках из забавы столичной элиты превратилось в норму зимней жизни россиян всех возрастов и сословий.