Конь бледный: иcтория похищения иконы Казанской Божьей матери
Со времен Ивана Грозного эта чудотворная икона хранилась в Богородском монастыре Казани, но 29 июля 1904 года случилось страшное: икона пропала. Православные верующие веками отмечают праздник обретения одной из легендарных икон – образа Казанской Богоматери, который был явлен в 1579 году маленькой девочке Марфе Онучиной. С него писались многочисленные копии-списки, разошедшиеся по всем русским городам и весям.
На протяжении многих веков и по сей день исходят благодать и защита Царицы Небесной.
Необходимо пояснить, что понятие «оригинал» условное при разговоре об иконах. Любое освященное в храме изображение — это святыня, перед которой можно и нужно молиться Богу. Господь слышит молитвы человека вне зависимости от того, перед какой иконой они произносится. Однако есть иконописные образы, овеянные легендами. Именно с них снимались последующие копии.
….Сторожа монастыря бандиты хорошо приложили кистенем, связали и бросили в подвал собора. Хорошо, хоть не убили! Когда Федор очнулся – сразу стал звать на помощь. Там бы ему и кричать до утра, если бы не Татьяна Кривошеева. Сестры послали за полицмейстером и срочно произвели осмотр. И увидели место, через которое внутрь собора проникли воры: западные двери, на которых перекусили замок.
Полицейские прибыли через двадцать минут. Без них в Собор никто не входил. Сразу зажгли электрические свечи – храм был электрофицирован. Перед входом лежали обломки деревянных ящиков для пожертвований.- Так это ограбление! – деловито сказал кто-то из полицейских, — На деньги польстились, ироды…
И тут настоятельница монастыря ахнула: — Господи Боже! Заступницы то, Матушки Богородицы нет!
На следующий день все газеты Российской империи вышли с заголовком: «Ограбление века!». О случившемся доложили Николаю II. Император был краток: — «Мерзавцев найти, а икону возвратить!»
К следствию подключили лучших сыщиков империи. Подозрение газетных репортеров сразу пало на эсеров. Полиции также было известно, что сии господа грабят все, что плохо охраняется. То, что охраняется хорошо – грабят тоже: от почтовых дилижансов и железнодорожных вагонов до банков. Революция, как говорил террорист Савинков, это деньги, деньги и деньги. Но почерк был не тот. Доморощенные карбонарии предпочитали родному кистеню шестизарядное изделие американца Кольта. На всякий случай, сторожа Федора взяли под стражу, выяснили до минуты все его действия в день ограбления и отработали знакомых. Ни в чем предосудительном, кроме чрезмерного увлечения горячительными напитками, этот отставной солдат замечен не был. И то: после каждого лишнего стакана регулярно бежал на Исповедь. Какой из него злодей? Сыщики эту версию отмели сразу.
Оставалось два возможных варианта. Первый – похищение иконы по заказу кого-то из старообрядческих толстосумов. Морозовы или Мамонтовы вполне могли «заказать» святыню. Обратились в Москву и Петербург, чтобы коллеги из криминальной полиции двух столиц прощупали коллекционеров.
Но все как один старообрядцы с возмущением отзывались о взломе собора.
Мало того, Морозовы мгновенно наняли частных сыщиков, что бы самим отыскать пропажу. Имперской полиции приходилось теперь работать наперегонки с частными сыскарями или пинкертонами, как их называли! Кроме того, вскоре должен был выйти Высочайший манифест о свободе вероисповедания, и скандал с похищением иконы для приверженцев старого обряда был совсем не выгоден.
Оставалось второе: действовали свои, казанские хапуги, польстившиеся на дорогие оклады. Полиция начала «трясти» главарей местных воровских шаек. Те клялись и божились, что на воровство общенациональной святыни мог пойти только совсем «конченый» человек без страха Божьего в голове! Они, — мол, — честные воры, на грабеж храма никогда не пойдут. На счет воровской честности у полиции было свое мнение. По казанским ломбардам и притонам скупщиков краденого выслали точное описание похищенных ценностей – точное до камушка и завиточка на золотых окладах.
Поимка похитителя
Помощь пришла — откуда не ждали. Через две недели в полицию пришел смотритель Александровского ремесленного училища Владимир Вольман. С немецкой педантичностью он рассказал о том, что накануне к нему обратился некий человек пожелавший купить специальные инструменты для работы над драгоценными металлами. Покупатель – а им был разорившийся ювелир Максимов – расплатился наличными ассигнациями на большую сумму, что показалось Вольману подозрительным. Полицейские пришли к ювелиру, который оказался посредником и покупал инструменты для других людей. Ниточка вывела полицейских на некого Варфоломея Чайкина (Стояна) 28-ми лет, числившегося в крестьянах. Полицейские тут же нагрянули на его квартиру. И хотя квартиранта они не застали, зато нашли тайник с драгоценностями и частицами украшений с икон Казанской Богородицы и Спасителя. Но самих икон не было! Одновременно с обыском, сыщики перетряхивали всех знакомых Чайкина. Среди них оказался некто Анания Комов, которого задержали и допросили. У того нашли часть драгоценностей, а потому разбойник запираться не стал. Он сознался, что вместе с Чайкиным оглушил сторожа и ограбил собор. За стеной Богородской обители подельников на телеге ждали дружки – Захаров и Максимов. Они отвезли похищенное на квартиру. Грабителей, действительно, интересовали лишь драгоценные оклады и деньги. Но где сами похищенные образы? Девятилетняя дочь Прасковьи Кучеровой – сожительницы Чайкина — рассказала: — Тятя пил-пил, а затем взял топор, порубил икону и засунул ее в печку.
У следователей волосы встали дыбом! Сжечь общероссийскую святыню! В печке!
— Где Чайкин? – допытывались они у матери грабителя, оставшейся на квартире вместе с внучкой. — Знать ничего не знаю, ведать не ведаю! – отвечала та. Но тут детская непосредственность выдала преступника:- Как же, бабушка! Ты сама его на пристань провожать ходила!
На момент обыска квартиры Варфоломей Чайкин вместе с «подругой дней тяжелых» уже подплывал на пароходе «Ниагара» к Нижнему Новгороду. Из Казани в Нижний ушла телеграмма. Прямо на борту парохода грабителя и арестовали.
Первым делом нижегородские сыщики спросили:
— Где икона?
В ответ Чайкин расхохотался и зло плюнул за борт: — Где была – там уже нет!
— Это креста на тебе нет! – возмутился кто-то из полицейских, — Как же ты на икону руку поднял?
Внезапно Чайкин озверел: Нет Бога! Нет!! Я – Антихрист!! Я – Конь Бледный!
Рычащего и беснующегося бандита трое стражей порядка еле спустили по сходням парохода.
За сумасшедшего ему себя выдать не удалось. Суд присяжных дал Варфоломею Чайкину 12 лет каторжных работ. Его подельнику, Анании Комову – 10. Захарову и Максимову – по два года. Сторожа Федора Васильева, которого преступники пытались оговорить, суд оправдал. На суде главный организатор преступления держался крайне вызывающе: — Мне плевать на ваши иконы! Бога – нет! Мне плевать на вашего царя! Я сам себе – царь!
Публика в зале суда возмущалась. Газеты были удивлены сравнительно мягкому приговору. И все это при том, что икону так и не нашли! Сам Чайкин много раз менял свои показания и правду установить не удалось. Суд склонился к тому, что бесноватый преступник, польстившийся на богатый оклад, ее попросту сжег. Доподлинно установили, что в печь он отправил икону Спасителя. Но о судьбе иконы Казанской Богоматери ни один из свидетелей так и не смог дать точных показаний.
Пресса недоумевала: как можно было сжечь миллион рублей – это была оценочная стоимость древней святыни? Как вообще человек, родившийся православным христианином, мог пойти на такое варварство?
Вскоре время ответило как подобное возможно. Что-то случилось с нашим народом. Вернее, что случилось понятно: народ, как крестьянин Варфоломей Чайкин, потерял веру. Если нет Бога – дозволено все! Я сам себе царь! Что хочу – то и ворочу! Чайкин не просто так кричал полицейским: «Я – Конь Бледный». Это ведь из последней книги Нового Завета – Откровения. Всадник на Бледном коне – смерть, предвозвестник Апокалипсиса, конца мира. Спустя каких-то пятнадцать лет, озверевшие чайкины по всей стране будут рубить иконы, жечь, грабить и убивать. Страна погрузится в кровавый апокалипсис гражданской войны. Но это все случится потом. А пока грозным предупреждением, раскатом перед будущей революционной грозой прозвучали первые залпы русско-японской войны.
Равнодушие
Самое странное во всей этой истории, что православная страна, которой считала себя Российская Империя, встретила весть об утрате общенациональной святыни в общем равнодушно. Нет, конечно, сначала поохали и повздыхали. А потом пришли другие новости и затмили расследование казанского грабежа. Совсем как сегодня – после очередной программы «Время» находятся другие причины охать и вздыхать. С утратой смирились, о ней постарались забыть. Мало ли на Руси ещё святынь? Как оказалось – мало, слишком мало для того, чтобы предупредить надвигающуюся бурю.
Равнодушие стало тем фоном, на котором к власти пришли большевики. Грозным предупреждением и сегодня звучат поэтические строки:
Церковных зодчих тщетно вдохновенье,
И бесполезен позолоченный уют,
Когда проходит мимо населенье,
А к Небу — только камни вопиют.
Да судит Бог! Никто, ничто не ново,
А равнодушие – тем паче на земли:
Так клён взирает с пристани портовой,
Как проплывают в море корабли.
За первою бедой грядёт вторая:
Отдавшийся вполне земному бытию
Народ, который веру потеряет –
Теряет вскоре родину свою.
