Опыт сохранения традиционного уклада жизни казачества в условиях зарубежья (на примере Китая) — Стан городового казачества
Одним из печальных результатов революционных потрясений и гражданской войны в России явился массовый исход за рубеж значительной части ее населения, вольно или невольно «не вписавшейся» в структуру вновь возникшей государственно-политической системы. Около двух миллионов россиян оказались рассеянными более чем в трех десятках стран мира.
Зарубежный Дальний Восток, прежде всего Китай, превратился в крупнейший район расселения российских эмигрантов. Здесь сосредоточилось несколько сотен тысяч бывших граждан Российской империи, представлявших различные слои населения. Значительное место среди них занимало казачество.
Из многих аспектов истории казачьей эмиграции выделяется своей уникальностью опыт сохранения традиционного уклада жизни казачества в условиях зарубежья. Именно в Китае, в отдельных его районах возникли и в течение ряда десятилетий существовали своеобразные казачьи анклавы, в которых казаки-эмигранты воссоздали и практически сохраняли присущий только им образ жизни.
Отмечая необходимость изучения вопросов повседневной жизни эмигрантов, их представлений о религии, культуре и искусстве, известный исследователь М. Роев пишет: «Об этих сторонах культуры России за рубежом можно сказать немногое, так как ее представители имели те же материальные условия жизни, что и жители принявших их стран. Эмигранты не смогли привезти с собой, а тем более сохранить значимые предметы культуры, которые окружали их в дореволюционной России. Лишь казаки обладали ярко выраженной специфической социальной организацией и «народной культурой» (курсив наш. – О.С.), большинство же других эмигрантов, вследствие их прежней «западной» жизни в городской России, были готовы воспринять материальную культуру зарубежных городов. Несомненно, наличие этих специфических лишь для казачьей эмиграции черт и позволило появиться столь уникальному опыту.
Попытки воссоздания казачьего жизненного уклада предпринимались казаками-эмигрантами в разных странах расселения. Они проявлялись в самоорганизации в казачьи станицы и иные общества, в стремлении заниматься традиционными видами трудовой деятельности (земледелие и скотоводство, охотничий, рыболовный промысел и т. д.) и поддерживать известную воинскую готовность и дисциплину. Однако реальная возможность воссоздания традиционного уклада могла возникнуть только при определенных условиях, близких по сути к тем, в которых развивалось казачество на землях Отечества. И такие условия существовали в отдельных районах Китая.
Формирование казачьей эмиграции в Китае прошло три этапа. Первый начался еще в XIX в. и продолжался до 1917 г., он был связан со строительством КВЖД и экономическим освоением прижелезнодорожной полосы, Трехречья и других районов. По численности казачьего населения, поселившегося в Китае, этот этап наименее представителен. Второй этап (1917 – 1922 гг.), обусловленный революционными потрясениями и гражданской войной, дал наибольшее число казаков-эмигрантов. И, наконец, третий этап (20-30-е гг.) определялся теми социально-экономическими и политическими преобразованиями, которые, нередко репрессивными методами, осуществляло Советское государство. Он отмечен массовым уходом за рубеж казачьего населения, наиболее часто подвергавшегося насилию.
На первом этапе основной задачей, возложенной на казачество, являлась охрана Китайско-Восточной железной дороги. Именно с этой целью была создана охранная стража КВЖД, ядром которой стали казачьи сотни. Решение об учреждении такой стражи было принято правлением дороги 10 мая 1897 г. Первоначально ее численность определялась «в 699 конных нижних чинов при 120 офицерах», в дальнейшем она неоднократно возрастала и к 1910 г. достигла 30 тыс.
Поскольку российско-китайский договор о постройке КВЖД не предусматривал возможность ввода в Маньчжурию регулярных российских войск, было решено укомплектовать охранную стражу на началах вольного найма. Набиралась она сначала из казаков-льготников Европейской России (осуществить подобный набор из казаков Дальнего Востока ввиду их малочисленности было нельзя). Казачество, безусловно, наиболее подходило для охранной службы. С особенностями такой службы казаки из Европейской России основательно знакомились, отбывая свою очередь в полках на азиатской границе России.
На первом этапе формирования стражи было укомплектовано 5 конных сотен, набранных в Терском казачьем войске (одна), в Кубанском (две), а также Оренбургском (одна). Одна сотня оказалась смешанной. Каждая сотня состояла из командира, двух младших офицеров, вахмистра, 12 урядников, двух трубачей, 120 нижних чинов, ветеринарного и медицинского фельдшеров. В конце октября 1897 г. сотни были собраны в Одессе и первого ноября отправлены на Дальний Восток на пароходе Добровольного флота «Воронеж». 16 декабря казаки прибыли во Владивосток.
Подобным путем продолжалось формирование охранной стражи и в последующие годы. В частности, в 1900 г. были сформированы 10 новых сотен в Донском (шесть), Кубанском, Терском, Уральском и Оренбургском (по одной сотне в каждом) казачьих войсках. Однако в этом году сотни следовали в Маньчжурию не морским, а сухопутным путем (специальными эшелонами по железной дороге).
Естественно, отдельные казаки, закончив службу в охранной страже, оставались на жительство в поселках полосы отчуждения КВЖД. Основная же масса казаков-эмигрантов в Китае появилась в 1917 – 1930-х годах. Общая их численность в этой стране в 20-х годах, по нашим данным, превышала 25 тыс. человек.
Это весьма значительный процент от общего числа казаков-эмигрантов, покинувших Россию. По подсчетам исследователей, таковых в начале 20-х годов за рубежом оказалось более 80 тыс. человек. К началу второй мировой войны в эмиграции проживало до 60 тыс. казаков[v]. Таким образом, в Китае, прежде всего в Маньчжурии, находилась примерно третья часть казаков из числа покинувших Россию.
В демографическом плане казачья эмиграция в Китае имела существенное отличие от других стран расселения. По имеющимся данным о казаках Кубанского войска, оказавшихся в основном в европейских странах, доля мужчин превышала 93 % от общего числа эмигрировавшего населения. Иная ситуация была в Китае. Доля мужчин в среде казачьей эмиграции здесь не достигала 60 %, а в Трехречье, на западе Маньчжурии, из 4091 человека казачьего населения (на 1932 г.) было 2 222 мужчины и 1 869 женщин (т.е. соответственно 54 и 46 %). Это соотношение примерно сохранилось в данном районе и в 1940 г., при увеличении здесь казачьего населения до 6 964 чел. (53 % мужчин и 47 % женщин),и в 1944 г., когда население достигло 8 449 человек при том же соотношении полов. Рост числа эмигрантов в Трехречье, наряду с внутренней миграцией казаков в Китае, происходил и за счет повышения рождаемости, что, безусловно, было связано здесь с благоприятной демографической обстановкой.
Казачья эмиграция в Китае, и, прежде всего, в Маньчжурии, по местам выхода из России представляла в основном казачество Забайкальского, Амурского, Уссурийского, Иркутского, Енисейского войск, т. е. казачество Дальнего Востока и Восточной Сибири. Казаки, вынужденные эмигрировать из войск Европейской России, оказались в расселении преимущественно в странах Европы. В Китае таковых были лишь единицы. Например, в ноябре 1925 г. среди 223 членов Казачьего союза в Шанхае (КСШ), проживающих в этом городе и ряде других населенных пунктах, казаков из войск Европейской России было 23 (чуть более 10 %). Они объединялись в Астраханскую и сводную Донскую станицы[vii]. Среди членов правления Казачьего союза в Шанхае были генерал-лейтенант М.И. Афанасьев (Ермаковской станицы войска Донского) и полковник Н.К. Сережников (Черноярской станицы Астраханского казачьего войска).
В 1937 г. среди 9 казачьих станиц, расположенных в г. Харбине, действовала и Кубано-Терская станица, численность которой составляла 81 чел. (44 муж. и 37 жен.). Эта станица возникла по инициативе кубанца И.С. Цыбуля, который был избран ее первым атаманом на общем сходе 17 апреля 1937 г. В 1939 г. состав станицы насчитывал уже 131 чел., число мужчин увеличилось до 63 чел., в том числе 20 офицеров, 5 чиновников, 38 нижних чинов[ix]. Кубанские и донские казаки состояли также в общеказачьей станице на станции Ханьдаохэцзы, но в 1937 г. из 179 членов станицы их было всего 3.
С учетом значительных отличий исторического развития казачьих войск европейской и азиатской частей России необходимо рассматривать и особенности существования казачьей эмиграции в Китае. Казаки расселились в различных районах этой страны, но наибольшая их концентрация отмечалась в полосе КВЖД (прежде всего в Харбине), в районе Барги (включая Трехречье), в Шанхае, Тяньцзине и ряде других мест.
Коллективные идеалы и ценности, свойственные казачеству, обусловили его стремление к объединению и в зарубежье. Как и в других странах расселения, казаки в Китае объединялись в артели, хутора, станицы. Главными задачами этих объединений являлись учет и координация деятельности казаков, организация бюро труда и касс взаимопомощи, юридическая и медицинская помощь, забота об инвалидах, больных, детях и безработных, информация о положении в казачьих районах СССР и о проблемах беженской массы за рубежом, изыскание средств для социальной поддержки. Так, на общем сходе вышеупомянутой Кубано-Терской казачьей станицы в Харбине 17 апреля 1937 г. была заявлена следующая цель состоявшегося объединения: моральная и материальная поддержка членов станицы, культурная и воспитательная работа по подготовке молодого подрастающего поколения. Казаки считали, что, лишь объединившись, они смогут «принести пользу национальному делу по восстановлению нашей Родины»[xi]. Таким образом, в большинстве своем эти объединения являлись своего рода землячествами, сплачивавшими казаков в чужой стране для оказания взаимопомощи. Создавались эти объединения в городах, пристанционных поселках и иных поселениях, где нередко отсутствовали возможности для занятий казаков их традиционными видами деятельности.
Казакам в Китае, в отличие от других стран, удалось создать и самобытные традиционные казачьи поселения, которые успешно существовали в течение длительного периода. Эти станицы основали казаки – выходцы из дальневосточных казачьих войск, прежде всего Забайкальского, в районе Барги, включая так называемое Трехречье, примыкающее к территории бывшей Забайкальской области России. Обширные приграничные китайские земли, на которых поселились казаки, пустовали и нуждались в интенсивном заселении и хозяйственном освоении. Таким образом, казаки-эмигранты в Китае смогли реализовать те задачи, которые исторически им уже приходилось решать в своем Отечестве.
Напомним, что задачи эти всегда были сложными и весьма значимыми для государства, независимо от того, на каких границах страны (южных, восточных, северных) действовали казаки. Как справедливо отмечал дореволюционный исследователь истории казачества В.А. Потто, казаки выступали не в качестве колонизаторов осваиваемых территорий, а всегда являлись их защитниками, носителями и строителями российской государственности.
Как известно, жизнь и быт казачьего населения восточных районов России складывались в ходе формирования на этих территориях новых казачьих войск (Забайкальского – 1851 г., Амурского – 1858 г. и Уссурийского – 1889 г.). Это происходило в географических условиях, близких к условиям Барги: наличие больших массивов свободных земель, обилие лесов, многоводных рек.
Ввиду большой удаленности от центра и слабости системы коммуникаций становление вновь созданных казачьих войск происходило в определенной изолированности от тех, что исторически сложились в Европейской России. Аналогично, в условиях изолированности, происходило и локальное развитие казачьих поселений Барги.
Схожий характер имело формирование хозяйственного уклада в казачьих войсках востока России и казачьем районе в Барге. В обоих случаях этот процесс происходил в чрезвычайно краткие сроки и имел энклитический характер. В нем сохранились такие составляющие, как общинное землевладение и землепользование, натуральные повинности и некоторые другие. Вместе с тем казачьи хозяйства, традиционно не знавшие крепостничества, довольно быстро втягивались в товарное производство.
Вновь созданное казачество восточных районов России приняло самое активное участие в хозяйственном освоении Дальневосточного края и одновременно смогло сформировать свой бытовой уклад, соответствующий в основном историческим традициям казачества.
Казаки-эмигранты, поселившиеся в районе Барги, активно участвовали в хозяйственном освоении этих китайских северо-восточных территорий, параллельно воссоздавая здесь традиционный уклад жизни казачества.
Впервые русские узнали о Барге еще в XVII в., во время движения казаков на восток, к побережью Тихого океана. Именно казаки-забайкальцы, но уже в конце XIX в., по договоренности с китайской администрацией начали заниматься хозяйственной деятельностью на приграничных с Забайкальем китайских землях по рекам Аргунь, Ган, Дербул и Хаул: пасли здесь стада, заготовляли сено и охотились. Тогда же там возникли отдельные заимки и зимовья.
С момента постройки КВЖД и ее западного участка, проходившего по территории Барги, началось заселение прижелезнодорожной полосы русскими. Часть из них, с семьями, после окончания строительства осталась здесь на постоянное жительство.
После Октябрьского переворота, разгрома Колчака и Семенова в Барге поселились многочисленные казаки-эмигранты из России. Стали развиваться старые поселки, строились новые, в том числе в Трехречье. В результате в начале 20-х годов ХХ в. население Барги представляло собой следующую картину: из общего числа жителей в 80 тыс. человек на долю коренного, в основном кочевого, населения приходилось около 39 тыс. (т. е. 48 %), русских – около 23 тыс. (28,75 %) и китайцев – около 18 тыс. (22,5 %). По отдельным районам Барги, где в основном расселились российские эмигранты, их доля была следующей: в поселках приречья Аргуни – 34 %, в прижелезнодорожной полосе – 54 %, в Трехречье – 91 %. Население Трехречья практически целиком состояло из казаков-эмигрантов. Таким образом, Барга являлась уникальной, с точки зрения истории российской эмиграции, территорией, где концентрация этой группы населения была чрезвычайно велика, а в отдельных районах эмигранты составляли абсолютное большинство жителей. Ряд селений по национальному составу были чисто русскими: Камары и Зольная (в Приаргунье), Нармакчи, Усть-Кули, Одинокая, Усть-Урга, Кантагатуй, Ильгачи, Лобзагор, Ключевая, Караганы, Св. Колый, Ивановка, Ареуги, Черноусиха, Ерничная (в Трехречье). Столь высокий процент российского эмигрантского населения в Барге, естественно, предопределял и его значительную роль в хозяйственной жизни региона.
Большинство эмигрантов занималось сельскохозяйственным трудом. Важную роль при этом играло земледелие, исторически имевшее в Барге древние корни. Однако новый толчок развитию земледельческого хозяйства в Барге дали именно русские. Еще в начале ХХ в. забайкальские казаки возделывали здесь земли. В 1914 г. российское вице-консульство заключило с местными властями соглашение о предоставлении русским права аренды земельных участков в Барге. С 20-х годов, после массового притока сюда российских эмигрантов, резко увеличилась и распашка земли. К концу 20-х годов русские засевали в регионе около 6,6 тыс. га. Среди зерновых культур на первом месте стояла пшеница, затем шли яровая рожь, овес, ячмень, гречиха. Кроме продовольственных и кормовых хлебов, эмигранты сеяли лен и коноплю, выращивали овощи и бахчевые культуры.
Успешно развивалось в Барге и скотоводство. Если по российскому Дальнему Востоку на один кв. км приходилось в среднем 2,7 гол. скота, то в китайской Барге этот показатель равнялся 11,7. Наиболее крупные скотоводческие хозяйства российских эмигрантов располагались в долинах рек Аргунь, Мергел и в Трехречье. Всего здесь насчитывалось: лошадей – 6 326, крупного рогатого скота – 21 728, овец и коз – 55 796, свиней 1 600 голов. В Трехречье, в частности, в 1938 г. в 19 казачьих поселках, в которых проживало 7 010 чел., имелось 9 078 дес. пахотной земли, 5 642 лошади и 16 926 гол. рогатого скота.
В целом российские эмигранты достигли заметных успехов в развитии сельского хозяйства региона и в повышении своего собственного благосостояния. Это характеризуется, в частности, средними показателями на одно хозяйство казаков-эмигрантов. В 1929 г. такое хозяйство (среднее количество душ в семье – 6) имело: 10 дес. пахотной земли, 7 лошадей, 26 коров, 52 овцы, 2 –3 свиньи.
С российской эмиграцией, в частности с казачьей, связано и развитие в Барге маслоделия. К концу 20-х годов только в прижелезнодорожной полосе было 8 маслодельных заводов. Кроме того, ближе к Маргелу и в Трехречье было еще 9 таких заводов. Крупнейшими из них являлись заводы «Бр. Воронцовых», «Кухтин и К°», Верх-Кулинский. Кроме районов Барги, масло сбывалось в Харбин и города Внутреннего Китая.
Интенсивное развитие земледелия вызвало становление мукомольного дела в Барге. При этом из четырех крупнейших мельниц здесь три принадлежали российским эмигрантам.
Среди других крупных промышленных предприятий Барги следует выделить комплекс заводов Окулова в г. Хайларе (кожевенный, шубный, пимокатный и др.), винокуренный завод Бр. Воронцовых в Трехречье. По своему оборудованию и технологии производства эти предприятия являлись лучшими в Барге.
Таким образом, российская эмиграция, включая казачью, внесла заметный вклад в хозяйственное освоение Барги, способствовала дальнейшему развитию земледелия и скотоводства в крае, в создании ряда новых отраслей промышленности региона.
Хозяйственно-экономический комплекс, сложившийся под влиянием определенных природно-географических, территориальных, демографических и политических факторов, выступал в качестве объективных условий для формирования специфики быта, характера разнообразных сторон жизни и форм общения людей, воспитания и развития потомков местного казачества.
Бытовой уклад казаков отражался в организации среды обитания, жилищах, одежде, питании и др. Содержание условий жизни и ментальность казаков раскрывается через функционирование социальных институтов, традиций, обычаев.
Интересное описание бытового уклада казачьих поселений Трехречья дает современник в газетной заметке : «Трудно сказать, есть ли разница в условиях жизни казачества с периодом мирного времени, когда казаки были у себя на Родине, в родных казачьих станицах. Те же поселки с лиственничными бревенчатыми домами, амбарами, сараями, дворами и дворовыми пристройками. Те же табуны лошадей, стада коров и баранов… Нравы, обычаи и обрядность принесены во всей полноте из родных казачьих станиц и соблюдаются с присущей казачьей природе строгостью. Самобытные черты отражает и рассказ о русском поселении в пригороде Хайлара, носящем название Остров. Казаки составляли значительную часть его жителей. «До последнего момента они отстаивали свои интересы, свои идеалы. Этим обстоятельством, вероятно, объясняется отпечаток русскости, лежащий на укладе жизни островитян, на их взглядах и обычаях. Они сумели не только сохранить принесенные из России традиции, но и передать их во всей чистоте и красоте молодому подрастающему поколению.
Необходимо подчеркнуть, что основой казачьего воспитания была верность Богу, Царю и Отечеству. Отсюда главным содержанием духовного мира казаков стали религиозность, монархизм и народность. При этом монархические идеалы на практике трансформировались в идею государственности, верному служению Отечеству.
Лидеры казачьего движения в дальневосточном зарубежье разработали своеобразную политическую программу казачества, выдвинутую атаманом Г.М. Семеновым и именуемую кратким термином россизм. Суть ее сводилась к следующему: «Россизм – это формула, определяющая принадлежность человека к Российскому государству, призывающая все население страны, независимо от его племенных, расовых и вероисповедных отличий, к осознанию общности долга перед родиной, к утверждению прав своего класса или народности в рамках общегосударственных интересов страны…Россизм – это политическая вера дальневосточного казачества, тот национальный фронт, на котором оно мыслит полное объединение всех составных элементов Российского государства, тот фундамент, который должен быть заложен под новое здание Российской государственности.
В основе формирования казачьего самосознания также лежали нормы православной морали. Велико было значение Православной Церкви как института, активно влияющего на мировоззрение и нравственные устои казаков. Из 19 казачьих поселков Трехречья в 10 были построены приходские храмы и приписные церкви, а в поселке Солнечный располагался мужской монастырь Владимирской Божьей Матери. В поселениях, где церкви отсутствовали, все же регулярно справлялись престольные праздники и исполнялись службы в честь святых, почитаемых как небесные покровители этих селений.
В 1934 г. Трехречье посетил архиепископ Нестор. Сохранилось описание этого события: «Все путешествие по Трехречью архиепископ Нестор совершил в течение 7 дней. В поездке его сопровождал почетный караул – десятки конных жителей-казаков. За все время было сделано 11 остановок в разных селениях, причем в каждом из хуторов, по просьбе населения, совершены торжественные службы. Были совершены также крестные ходы, освещение колодцев, ключей и семян для посевов. Во всех поселениях владыку встречали по русскому обычаю с хлебом и солью, которую подносили поселковые атаманы. Население одевалось в праздничные одежды, а женщины и дети стояли с цветами в руках, бросая их на дорогу. Всюду владыко раздавал евангелия и листки с евангельскими текстами.
Важным фактором формирования традиционной духовной культуры, укрепления социальной общности казаков являлись праздники, которые проводились в эмигрантских казачьих поселках с особым торжеством, с соблюдением соответствующих обычаев. «Главные праздники: Рождество, масленица, Пасха…проходили в калейдоскопе развлечений и забав, большинство из которых были перенесены из России. Елки, христославие со звездами, хороводы, ряженые, святочные гадания, езда на санях в дни масленицы, качели, игры в крашеные яйца, городки, лапта – все это украшало праздничные дни русских.
Торжественно, красочно и лихо отмечались войсковые праздники. По всей видимости, одно из последних подобных торжеств прошло 4 июня 1944 г. в Трехречье, в честь традиционного войскового праздника казачьих войск Забайкальского, Уссурийского и Амурского, падавшего на пятую неделю Великого поста. Местная газета отмечала: «Чтобы сохранить обычаи и традиции отцов и дедов и поощрить молодую казачью смену… конный пробег и лихую казачью джигитовку было решено организовать в станице Драгоценка… После молебна начинается церемониальный марш… Стройные колонны сразу же направляются на ипподром в конце станицы… Начинается лихая казачья джигитовка, реально выявляющая казачью доблесть и лихость и четко подтверждающая, что есть еще порох в пороховницах, не иссякла казачья сил.
Хозяйственный уклад, быт, нравы, обычаи и обрядность, перенесенные во всей полноте из родных казачьих станиц в России, соблюдались в зарубежье с присущей казачьей природе строгостью. Современники отмечали: «Трехречье – это Россия за рубежом…Управляются казаки, как у себя на Родине, через выборных станичного и поселкового атаманов. Живут в довольстве, достатке, прежним русским патриархальным укладом…Напоминает Трехречье Россию и привольные родные казачьи края своими нивами, …стадами скота, табунами лошадей… и всей своей русской жизнью, …видом своих поселков с храмами Божьими, …гордо вздымающими свои купола и колокольни, увенчанные святыми крестами, к синему ласковому небу».
Таким образом, казачья эмиграция в Китае сохранила для истории уникальный опыт воссоздания традиционного уклада жизни казачества. Несомненно, этот опыт интересен и важен не только для специалистов, но может быть полезен и возрождающемуся казачеству России.
