Из воспоминаний Фаины Раневской:
«Помню встречу с Максимилианом Волошиным… Было это в Крыму, в голодные трудные годы времён Гражданской войны и «военного коммунизма». Я потом долго вспоминала Макса с его чудесной детской и какой-то извиняющейся улыбкой. Сколько в этом человеке было неповторимой прелести.
В те годы я уже была актрисой, жила в семье приютившей меня учительницы моей и друга, прекрасной актрисы и человека Павлы Леонтьевны Вульф. Я не уверена в том, что все мы выжили бы (а было нас четверо), если бы о нас не заботился Макс Волошин. С утра он появлялся с рюкзаком за спиной. В рюкзаке находились завёрнутые в газету маленькие рыбёшки, называемые камсой. Был там и хлеб, если это месиво можно было назвать хлебом. Была там и бутылочка с касторовым маслом, с трудом раздобытая им в аптеке. Рыбёшек жарили в касторке. Это издавало такой страшный запах, что я, теряя сознание от голода, всё же бежала от этих касторовых рыбок в соседний двор. Помню, как он огорчался этим. И искал новые возможности меня покормить.
Когда он был привлечён к работе в художественном совете симферопольского театра, то порекомендовал нам пьесу «Изнанка жизни». И вот мы, актёры, голодные и холодные, так как театр в зимние месяцы не отапливался, жили в атмосфере искусства с такой великой радостью, что все трудности отступали.
Однажды, когда Волошин был у нас, началась стрельба. Оружейная и пулемётная. Мы с Павлой Леонтьевной уговорили его не уходить, остаться у нас. Уступили ему комнату. Утром принёс нам стихи «Красная пасха», которые заканчивались словами:
Зима в тот год была Страстной неделей,
И красный май сплелся с кровавой Пасхой,
Но в ту весну Христос не воскресал.
Когда он это читал, на исплаканном его лице была нечеловеческая мука».
#МосковскиеЗаписки
