В своих мемуарах Иван Бунин описывал историю знакомства с Александром Куприным. Это случилось летом 1900-го под Одессой в Люстдорфе. «Мы сбежали к морю, увидали неловкого, вылезающего из воды слегка полного и розового телом человека лет тридцати, стриженного каштановым ежиком, близоруко разглядывающего нас узкими глазами. Мы назвали себя. Он сразу просиял дружеской улыбкой, энергично пожал руки своей большой рукой, про которую Чехов сказал мне однажды — талантливая рука».
Они были добрыми приятелями и, судя по письмам, искренне друг друга любили. «Милый мой, дорогой и прелестный Гаврюша, — пишет Куприн Бунину в январе 1909-го. — Если я тебя чем-то обидел, прости великодушно. Ты знаешь: одного тебя из писателей люблю я крепко и нелицемерно, чту твой тонкий аристократический талант, как никто, и горжусь твоей дружбой до того, что ревную тебя». А Иван Алексеевич отвечает: «Я тебя любил, люблю и буду любить — даже если бы тысяча черных кошек пронеслась между нами. Ты неразделим со своим талантом, а талант твой доставил мне много радостей».
Почему «Гаврюша»? Это частый игровой элемент, характерный, как мы знаем, не только для Бунина и Куприна. В чеховских письмах родственникам и близким друзьям мы часто встречаем подобные забавные имена и прозвища. Старшему брату Чехов пишет «Гусиных», «Отче Повсекакие» или «Пожарный Саша». Куприн обращается к Бунину: «Милый Сережа! Свинство, что мы уходим так друг от друга, всё дальше и дальше. А ведь, ей-богу, я один из людей, которые тебя любят и нежно, и прочно, и по-настоящему»… Он называет его то Сережей, то Петрушей, то Валерием, то Сашей, то Пистоном. Бунин пишет Куприну — Ричард или Вася…
Успех одного восхищал другого, но в то же самое время возбуждал чувство соперничества. Куприн завидовал блестящей находчивости, остроумию Бунина. Иван Алексеевич говорил, что Александр Иванович обладает способностью необычайно яркого и выпуклого рассказа.
Дело в том, что Бунин и Куприн — писатели разного характера, разного темперамента. Куприн долго вынашивал тему, а затем писал быстро, почти без помарок. Варианты и черновики уничтожал.
Бунин писал гораздо медленнее, много раз правил свою рукопись, появлялись варианты.
— У тебя ограниченный словарь, — говорил Бунин Куприну, — ты не работаешь над стилем…
— А ты высиживаешь каждое слово. У тебя в каждой строке виден пот, и поэтому пишешь тягуче и скучно. Меня тошнит от твоих подробностей…
— А меня, — отвечал Бунин, — когда ты в своих рассказах отходишь от художественного изображения и вставляешь целые куски из истории.
— Не сердись, Иван Алексеевич, если я скажу, что ты гораздо больше поэт, чем прозаик, и если бы ты занимался только поэзией, то стал бы большим, очень большим поэтом, а ты разбрасываешься.
Такими откровениями обменивались иногда Бунин и Куприн, и тем не менее они были искренне привязаны друг к другу.
Из дневника Веры Николаевны Буниной: «Отношение Куприна к Бунину были очень не простые, тут понадобился сам Достоевский, чтобы все понять. Диапазон был большой: от большой нежности к раздраженной ненависти».
#МосковскиеЗаписки
