История русско-сербских отношений
История русско-сербских контактов, и в частности миграций, с позиции сегодняшнего дня выглядит своеобразным маятником: до начала прошлого века мы можем говорить о массовых переселениях сербов в Российскую империю, их службе в российской армии, влиянии на русскую культуру, вкладе в становление Российского государства (особенно это актуально по отношению ко временам Петра Великого). Россия же на Балканах присутствует в основном опосредствовано – в виде издававшейся в России для православных подданных Османской империи духовной и учебной литературы, финансовых вложений в монастыри и образовательные центры, чуть позже в качестве военной помощи Сербскому княжеству, борющемуся за окончательную независимость от турок.
После Октябрьской революции и Гражданской войны маятник русско-сербских отношений перемещается в противоположную сторону. Королевство Югославия (до 1930 года – Королевство сербов, хорватов и словенцев) приютило, по самым скромным подсчётам, 200 тысяч российских беженцев. Необходимо сразу отметить, что для подавляющей части русских изгнанников Югославия стала промежуточной остановкой на пути в Западную Европу, США, Канаду, Латинскую Америку. К началу Второй мировой войны в Югославии было официально зарегистрировано около 40 тысяч российских беженцев – менее четверти от изначального числа эмигрантов [i]. Однако и это, вне всяких сомнений, очень значительная цифра для патриархальной, преимущественно аграрной Югославии. Чтобы объяснить совершенно особые условия, особый климат, созданный для русских в Югославии при короле Александре Карагеоргиевиче, нужно обратиться в глубь истории, поскольку в своём отношении к России и русским он являлся продолжателем многовековой национальной традиции.
Исторические связи России и Сербии имеют многовековую традицию начиная, как минимум, со времён Крещения Руси. В XIII-XV веках, когда Русь находилась под татаро-монгольским игом, сербские правители поддерживали русский монастырь Св. Пантелеймона (Руссик) на Афоне. Этим участие сербов в поддержании православной веры и культуры византийского корня на Руси не ограничивалось, достаточно вспомнить религиозных просветителей Григория Цамблака и Пахомия Логофета (также известного как Пахомий Серб), внёсших огромный вклад в становление русского летописного жанра, исправление богослужебных книг и церковных обрядов. О Логофете В. О. Ключевский писал: «Пахомий дал русской агиографии много образцов того ровного, несколько холодного и монотонного стиля, которому легче было подражать при самой ограниченной степени начитанности». Цамблак же, наоборот, является родоначальником стиля русской духовной и житийной литературы, охарактеризованного Д. С. Лихачёвым как «экспрессивно-эмоциональный».
XV-XVI века для Руси стали временем национальной консолидации, временем возникновения централизованного государства и оформления имперской идеи («Москва – третий Рим, а четвертому не бывать»). Для балканских же государств, и в частности Сербии, этот период стал временем потери национальной государственности, порабощения Османской империей. Как справедливо отмечает крупнейший югославский византолог, историк русского происхождения В. А. Мошин, «эпоха, ставшая для южных славян временем тяжкого рабства, для их восточных собратьев оказалась эпохой рождения новой политической жизни. Именно в это время Москва формулирует свою политическую миссию: защищать христианский мир от неверных и охранять Православную церковь от “нечестивых агарян”».
Начавшись при Иване III, паломничество сербского духовенства и знати к московскому двору продолжается в ещё больших масштабах при Василии III и Иване IV. В 1550 году Иван IV Грозный после общения с сербскими церковными иерархами направляет письмо турецкому султану Сулейману II, призывая его чтить святыни Хиландара и других сербских монастырей. В 1556 году Грозный дарит монахам Хиландарского монастыря помещение для монастырского подворья в центре Москвы. Согласно тогдашней практике, подворье становится и своего рода дипломатическим представительством Сербии на Руси, там же собираются книги, церковная утварь и деньги для отправки на Балканы.
Политика русских царей в отношении балканских народов остаётся неизменной вне зависимости от того, представители какой династии находятся у власти. Более того, Борис Годунов и Василий Шуйский проявляли к собратьям по вере, пребывающим под турецким гнётом, даже большую щедрость, чем Рюриковичи. Именно Годунов впервые предложил сербским беженцам в массовом порядке переселяться на Русь, процесс переселения начался, но развития не получил из-за Смуты. Не обходят своим вниманием угнетёные балканские народы и первые правители из дома Романовых – в правление Михаила Фёдоровича регулярную материальную помощь начинает получать косовская Печская патриархия, Алексей Михайлович принимает у себя трансильванского митрополита Савву II Бранковича и его брата, графа Григория Бранковича. Бранковичи являются светскими и духовными лидерами сербской диаспоры в Венгрии и мечтают о создании на заселённых сербами венгерских территориях православного княжества Иллирия. Алексей Михайлович благосклонно относится к геополитическим проектам Бранковичей, по одной из версий даже обещает им финансовую поддержку.
Крымские походы князя В. В. Голицына (в правление царевны Софьи Алексеевны, 1687 и 1689 годы) знаменуют собою переход России к попыткам военного решения Восточного вопроса. Василий Голицын не показал себя выдающимся полководцем, собственно, до крупномасштабных военных столкновений с крымскими татарами, а тем более с турками во время Крымских походов так и не дошло. Скорее можно говорить о безусловном дипломатическом даровании Голицына. Его талант дипломата проявился, в частности, в переговорах в 1688 году с хиландарским архимандритом Исайей, посланцем фактического лидера православных сербов, патриарха Арсения III Черноевича. Устами хиландарского архимандрита Арсений III выражал опасения в связи со вступлением России в католическую Священную лигу, хотя и направленную против турок, но «чуждую православию». В. Голицын развеял опасения сербского владыки и уверил его в том, что после победы над Крымским ханством Москва неизбежно обратит свой взор на Балканы. Он также призвал сербов не провоцировать Османскую империю восстаниями и военными вылазками во время русского похода в Крым с тем, чтобы после этого выступить против Турции общими силами. Планам Голицына не суждено было сбыться: на землю Крыма он так и не ступил, отступив от крепости Перекоп. Однако именно В. В. Голицын впервые сформулировал русско-сербскую военную доктрину, нашедшую своё фактическое воплощение лишь в начале XIX века.
Своего пика русско-сербские связи достигают при Петре I. Именно в правление Петра сербы и черногорцы стали активно поступать на государеву службу. Поставив цель превратить Россию в великую морскую державу, Пётр I приглашает в качестве советников специалистов из Дубровника (Рагузы), Герцеговины, Черногории – регионов, славившихся богатыми морскими традициями. Значительное число сербов с территории Австро-венгерской военной границы прибыло в Россию, чтобы служить в русской армии, из них был укомплектован отдельный Сербский гусарский полк, принимавший участие в Полтавской битве и Прусском походе. Особого упоминания достоин видный русский дипломат, уроженец Дубровника (по происхождению герцеговинец) Савва Владиславлевич-Рагузинский, подписавший Кяхтинский договор с Китаем, служивший послом России в Риме и Константинополе. Помимо дипломатических свершений Рагузинский по заказу Петра перевёл на русский язык труд своего земляка Мавро Орбини «Славянское царство», книгу, которая стала для России основным источником информации о балканских славянах, а в XIX веке оказала значительное влияние на формирование идеологии славянофильства. В 1723 году, уже в самом конце своего правления, Пётр разрешает майору Ивану Албанезу, черногорцу по происхождению, привести и поселить в районе города Сумы несколько сот состоявших до этого на австрийской службе сербских военных (кавалеристов) с семьями. С этого первого скромного поселения берут своё начало два сербских территориальных образования, существовавших в Российской империи – Новая Сербия и Славяносербия.
Пётр Великий рассматривал также возможность направления в Сербию русских учителей для поддержания грамотности и православной веры, как своего рода ответ на деятельность на Руси сербских просветителей (Григория Цамблака, Пахомия Логофета и др.) в средние века. Показательно, в каких выражениях сербы просили Петра прислать учителей. Митрополит Моисей Петрович, например, пишет Петру Великому: «Не материальные блага испрашиваю, а духовные. Не денег требую, а помощи в просвещении, оружия душам нашим. Будь нам вторым Моисеем и избавь нас из Египта незнаний!». В феврале 1724 года Петром был издан указ «О направлении из Св. Синода в Сербию для обучения тамошнего народа детей латинского и словенского диалектов двух учителей». Однако при жизни Петра осуществить просветительские планы не удалось, и первый русский учитель, Максим Терентьевич Суворов, прибыл на Балканы уже в правление Екатерины I, в августе 1725 года.
С миссии Максима Суворова начинается история россиян в Сербии. В городе Карловац на Австрийской военной границе им была открыта так называемая «Славянская школа», в которой готовили как будущих священников, так и преподавателей светских дисциплин. Примечательно то, что уже в XX веке (с 1921 по 1944 год) этот же город, поменявший к тому времени название на Сремски Карловцы, стал прибежищем Высшего церковного управления Русской православной церкви заграницей (РПЦЗ), отсюда уничижительное название Зарубежной церкви – «карловацкие раскольники». Мы в очередной раз видим, что уникальное дружественное отношение сербских светских и духовных властей к российским эмигрантам в XX веке не было случайностью. По большому счёту можно говорить о том, что митрополит Антоний (Храповицкий) в 1921 году пожал всходы семян, посеянных Максимом Суворовым в 1725 году.
Справедливости ради необходимо отметить, что у Суворова складывались довольно непростые отношения с сербскими церковными иерархами, которые вынуждены были подчинять свои устремления дипломатическим интересам Вены. Суворов переезжает из Карловца в Белград, чтобы там продолжить свою деятельность, но в 1732 году вынужден покинуть пределы Сербии и обратиться за помощью к российскому посланнику в Вене Ланчинскому. Разобравшись в ситуации, Ланчинский докладывает в Сенат, что миссия Суворова была успешной и её имеет смысл продолжить, несмотря на противодействие некоторых людей из окружения сербского митрополита и австрийских властей. Суворов отбывает для продолжения своей образовательной миссии в Петроварадин (нынешний сербский город Нови Сад), затем в Сегедин (в наши дни – венгерский город Сегед). В 1736 году Максим Суворов возвращается в Россию, однако одиннадцать лет его просветительской деятельности не проходят даром – он подготовил сотни священнослужителей и учителей, заложил основы сербского светского образования, завоевал авторитет среди сербов. Новый сербский митрополит Викентий Йованович, с которым у Суворова сложились вполне хорошие отношения, просит Синод продолжать присылать наставников из России, гарантируя им все необходимые условия.
Миссию Суворова продолжили другие российские просветители, в основном выпускники Киевской духовной академии – Э. Козачинский, П. Казуновский, Т. Климовский, Г. Шумлян, Т. Левандовский, И. Минацкий. Эммануил Козачинский возобновил работу открытой Суворовым школы в Сремских Карловцах, а себя провозгласил «префектом» школы. При Козачинском в Сремских Карловцах силами учеников школы была поставлена пьеса «Трагикомедия», написанная «префектом» по мотивам событий сербской истории. Эта скромная школьная постановка официально считается началом сербского театра, а сам Козачинский – первым сербским драматургом. Товарищи Козачинского занялись учительством в Белграде, Сегедине, Осиеке и Вуковаре. Однако установившийся в России в правление Анны Иоанновны политический режим, получивший в истории название «бироновщины», не слишком поощрял православное миссионерство и просветительство, да и балканское направление интерес для России потеряло. В конце тридцатых годов XVIII века большая часть «бурсаков» возвращается в Киев, за вычетом двоих, которые успели обзавестись семьями и предпочли остаться среди сербов.
После Козачинского и его товарищей русские учителя не появлялись на земле Сербии около ста лет, виной чему политическая ситуация в России и Австрии, а также напряжённость в отношениях обоих этих империй с Турцией. Однако, значительное число сербов отправляется на обучение в Россию, прежде всего, в Киевскую духовную академию в силу её близости к Балканам. За период с 1721 по 1768 год обучение в Киеве прошли 28 уроженцев Сербии, в том числе будущий учёный-историк Йован Рачич, просветители Дионисий Новакович и Евстафий Склеретич.
