«АЛЕКСАНДР МУРАШКО»
В Национальном художественном музее Украины лучшим полотнам Александра Александровича Мурашко отведен целый зал. Но много их рассеяно по всему миру. Талантливых и неповторимых. Только он мог написать эти картины — свидетельства праздников и будней ушедшего времени, колорита жизни города и села, Черниговщины и Полтавщины, Киева и Парижа, идиллии сельских усадеб и быта крестьян. В них — поиск разгадки внутренней жизни человека. И лучше всего это передано в портретах его друзей и коллег — Репина, Нестерова, Кустодиева, Прахова, Станиславского, а ещё деревенских девушек, колоритных сельских старух и светских дам.
Незаконнорожденный Саша Крачковский (впоследствии Мурашко) родился в Киеве в 1875 году у незамужней дочери священника Марии Ивановны Крачковской. Сразу после рождения он был отдан матерью в чужую семью, откуда в шестилетнем возрасте его забрал родной дядя (брат Марии Ивановны) и увёз к себе в село Борзна на Черниговщине. Там уже жили мать ребёнка и бабушка.
Раннее детство проведённое у чужих людей отложило свой отпечаток: мальчик был крайне замкнут, застенчив, сильно заикался. Вскоре родные заметили ещё одну черту его характера — упрямство.
Когда Мария Крачковская начала жить совместной жизнью с владельцем иконостасной мастерской в Чернигове, резчиком по дереву — Александром Ивановичем Мурашко, которого называют отчимом художника, но некоторые исследователи предполагают, что он был его настоящим отцом, то переехала с сыном и матерью к гражданскому мужу. Саша Крачковский начал учиться в духовном училище и помогал отчиму делать киоты, иконостасы, даже писал иконы.
Родным братом Александра Ивановича Мурашко был известный киевский живописец и педагог, основатель и бессменный руководитель «Рисовальной школы Н.Мурашко» — Николай Иванович Мурашко. От брата Александр Иванович узнал о предстоящих больших работах в Киеве во Владимирском соборе и перевёл в Киев свою мастерскую, получив подряд на грунтовку стен, «позолотные» работы и изготовление церковной мебели. Верхние, мраморные, колонны иконостаса делались в Италии, а нижние, деревянные, в мастерской Мурашко.
В Киеве Александр Крачковский поступил в гимназию. Он вспоминал:
«Учился я плохо, тянуло уже тогда к занятию искусством, а рисовальная школа дяди Николая Ивановича казалась недосягаемым раем».
Отчим не был сторонником образования, хотел завещать пасынку (или сыну) своё дело. Забрав мальчика из гимназии, он отдал его в учение своему старшему мастеру, иконописцу Науменко, чтобы тот подготовил из него «пристойного богомаза».
В то время многообещающего юношу впервые заметил Виктор Михайлович Васнецов, разрешив копировать свои иконописные образы со стен Владимирского собора. Начинающему художнику понравилась такая работа.
«Все же это была живопись, а не столярное ремесло».
Юноша знакомится с известным в Киеве живописцем Вильгельмом Александровичем Котарбинским и его друзьями, только что вернувшимися из Рима, академиками живописи братьями Павлом Александровичем и Александром Александровичем Сведомскими и с двумя Михаилами – Врубелем и Нестеровым. Тогда же исполнилась мечта Александра, дядя принял его учеником в свою школу.
Когда будущему знаменитому художнику было пятнадцать лет произошла его судьбоносная встреча с известным историком, археологом, критиком, профессором кафедры истории изящных искусств Киевского университета, открывшим фрески XII столетия в Кирилловской церкви, автором одной из первых публикаций о Тарасе Шевченко-художнике и куратором работ по внутренней отделке Владимирского собора — Адрианом Викторовичем Праховым.
За чертежами деталей иконостаса Саша Крачковский регулярно забегал в квартиру семьи Праховых. Подружился с сыном главы дома Николаем Адриановичем, с которым делился самым сокровенным, а тот видимо передавал рассказы отцу.
Адриан Викторович настоял на запоздалом венчании Александра Ивановича Мурашко с Марией Ивановной Крачковской, даже был посажённым отцом на их свадьбе, и на усыновлении Александра. Отказать заказчику Мурашко-старший не смог.
Не смог он воспротивиться и когда Прахов, заметив незаурядный талант юноши, дал ему первый заказ — роспись элементов интерьера церкви Святого Николая на Аскольдовой могиле. Но, когда Александр Александрович сказал, что собирается ехать в Петербург поступать в Академию художеств, категорически отказал. Ссора зашла так далеко, что юноша ушёл из дома. Ночевал в мастерских, в соборе, на баржах, на плотах, в кустах, прямо на склонах Днепра. Простудился, заболел, но когда дал знать отцу, тот не предложил помощи, не проведал больного. Чудом выжив после тяжёлой пневмонии, Александр пришел к Адриану Викторовичу Прахову за советом и с просьбой о поддержке.
«- Мне бы немного денег, поживу в деревне, поправлю здоровье, поработаю, а осенью поеду поступать.
— Сколько ж тебе надо? -поинтересовался Адриан Викторович.
— Думаю, рублей тридцать хватит.
Прахов дал больше».
Александр Иванович был вынужден согласиться на отъезд сына только под давлением Прахова, Васнецова и других «соборян». Готовясь к поступлению в Академию, летом 1894 года Александр Мурашко жил в селе под Киевом, много рисовал с натуры. С этим своим творческим багажом и с рекомендательными письмами от Прахова и Васнецова он приехал в Петербург поступать в мастерскую Ильи Ефимовича Репина, профессора Академии, некогда однокурсника, а на протяжении всей жизни друга дяди — Николая Мурашко. Но поступить не удалось. Домашняя подготовка и рисовальная школа не давали достаточной основы. Ему повезло. При Академии было открыто Высшее художественное училище. Туда и взяли Мурашко. А через два с половиной года, успешно пройдя общие классы училища, как один из лучших выпускников, он стал вольным слушателем Академии. Репин не сразу заметил и оценил талант своего нового ученика, самолюбиво ищущего свой собственный путь в искусстве.
«Репин стал проходить мимо мольберта, за которым я работал, точно меня совсем не было в мастерской», — рассказывал Александр Мурашко, приехав в Киев на каникулы.
Кончилось тем, что, рассердившись, мэтр отказал земляку в праве работать у него. Тогда тот решил перевестись в другую мастерскую, но выбирал — то ли к Григорию Григорьевичу Мясоедову, то ли к Владимиру Егоровичу Маковскому. Заручился согласием обоих и уехал домой, на Киевщину, на этюды. Лето работал в деревне. Осенью возвратился в Академию, зашел к Репину.
«Показываю ему свои летние работы, а он так небрежно, как-будто ему и дела нет до меня никакого, говорит: «Брось там под стол, я потом посмотрю, когда будет время, а ты приходи ко мне завтра». Прихожу снова на завтра, а он еще не посмотрел… Страшно мне стало, что теперь со мной будет? Прогонит или нет? «Достань», — говорит мне Репин небрежным тоном. Я достал. Он посмотрел все этюды и сразу переменил тон. Говорит: «Приходите завтра работать». Я был так счастлив, как в тот день, когда меня приняли в классы Академии художеств. А другому профессору и ноги не показал».
Илья Ефимович Репин стремился, и не безуспешно, научить своих учеников придавать портрету психологическую ёмкость и выразительность, постичь и перенести на полотно характер портретируемого.
Ещё в годы учёбы Мурашко создал поэтически тонкие работы — «Портрет девушки», отмеченный академической премией в 1895 году, «Портрет юноши, читающего книгу», «Портрет художника Григория Цисса», «Портрет Зинаиды Евдокимовой» и с нее же — «Девушка в розовой блузке».
Но лучшим полотном стала программная конкурсная работа — картина «Похороны кошевого», очевидно, выполненная под влиянием репинских «Запорожцев». «Похороны» были как бы продолжением темы — хоронят кошевого Ивана Сирко, присутствующего и на картине Репина. Особенно выделяется фигура и лицо старика, несущего булаву. Для этого колоритного и запоминающегося образа старого казака художнику позировал шестидесятилетний Михаил Старицкий — писатель и театральный деятель.
В конкурсе работ выпускников участвовали и ставшие позже знаменитыми художниками Борис Михайлович Кустодиев и Филипп Андреевич Малявин, с которыми дружил и соперничал Мурашко.
«Мурашко удалось победить «малявинских баб» – так будут писать ранние биографы художника.
Он получил большую Золотую медаль и право на пенсионерское путешествие за границу за счет Академии. Продлилось оно три года. В начале 1901 года Александр Мурашко уезжает за границу. Впереди были Рим, Мюнхен, Венеция, Париж…
Парижский период — один из самых успешных в его творческой биографии. Работы, представленные в качестве отчёта о командировке («В кафе», «Парижанка», «У кафе», «На улицах Парижа», «Парижское кафе. Три дамы» и др.), написанные с блеском и глубокой проникновенностью, составили одну из лучших серий всех живописных полотен молодого художника. «Кафе» Академия приобрела для своего музея. Портрет «Девушки в красной шляпе», исполненный в 1903 году в Париже, свидетельствовал о том, что молодой художник стал зрелым мастером.
Мурашко попросил продлить академическое содержание еще на один год, чтобы иметь возможность поработать в России и дома, в Украине, используя опыт, приобретенный в Европе. Содержание ему продлили, но с условием, чтобы еще год он провел в Париже.
Как-то в Киеве, обсуждая успехи Александра Мурашко, Адриан Викторович Прахов заметил:
«Мазила из Саши выйдет великолепный, но ему необходимо дисциплинировать свой талант. А для этого сейчас лучшая школа — мюнхенская. Там и художники собрались солидные, и жизнь скромнее, чем в Париже, где для человека с таким темпераментом, как у Саши, слишком много соблазна».
То же самое советывал и дядя, ревниво следивший за успехами племянника. Он писал ему, что никто не владеет той дисциплиной рисунка, которой владеют «наши мюнхенцы».
Нашими мюнхенцами были те немногие художники, которые раньше учились в знаменитой мюнхенской школе живописи и рисунка в мастерской словенца Антона Ашбэ и выставлялись на престижном ежегодном Мюнхенском Сецессионе. Среди них был уже ставший одним из самых знаменитых портретистов Росии Валентин Александрович Серов. Как рассказывал потом Мурашко:
«В Мюнхене собирались со всего света «дяди», солидные, с длинными бородами, уже много раз выставлявшие свои работы, с именами. И учились они, как обыкновенные школьники. Вечером отдыхали и веселились, а днём работали».
Импрессионизм и модернизм, «мюнхенство» не изменили манеру и стиль работ. Никакие поиски цвета и пластичности образа не заслонили в портретах Александра Мурашко главного: передачи душевного состояния, характера позирующей модели.
«Мелочи, детали — не главное. Главное — разглядеть душу».
Вернувшись на родину, Мурашко останавливается в Петербурге, вступает в Новое общество художников, несколько лет выставляется вместе с Кустодиевым и другими бывшими сокурсниками, но, к сожалению, все его поиски на этом поприще не увенчались успехом.
Художник возвращается в Киев, в особняк своего отца. Там Александр Мурашко напишет свои самые известные работы, в их числе полотно «Карусель».
В 1909 году Александр Александрович Мурашко женился на Маргарите Августовне Крюгер, родной сестре Анны Августовны Крюгер (художница и скульптор, жена Николая Адриановича Прахова и невестка Адриана Викторовича Прахова). Так художник породнился со своим благодетелем. Детей у супругов не было. В 1913 году они удочерили девочку Катю, которая стала в замужестве Екатериной Александровной Гай. Мурашко обладал сложным характером, был склонен к депрессивным состояниям и неврозам, отличался недоверчивостью к людям. Веселым и легким Александр Александрович становился только в окружении самых близких. Он был примерным семьянином, любил баловать жену и дочь и никогда не жалел на это ни времени, ни средств.
В сотрудничестве со своей свояченицей Анной Крюгер-Праховой осенью 1913 года Александр Александрович Мурашко открывает в Киеве на Институтской улице, на самом верхнем этаже дома Гинзбурга, знаменитого киевского небоскреба, «Художественную студию А. Мурашко», в которой рисунку, живописи и скульптуре одновременно обучалось до ста человек. Опыт педагогической работы у Мурашко уже был. В 1909-1912 годах он преподавал в Киевском художественном училище, созданном на базе рисовальной школы дяди. Весь свой талант, опыт и навыки, полученные в Петербурге, Париже и Мюнхене, Мурашко отдавал, чтобы преодолеть рутину и застой в ведении курса живописи. Он мечтал собрать вокруг своей студии лучших художников и поднять ее до уровня Академии художеств. А Киев, как раньше Мюнхен, должен был стать «Украинскими Афинами». Война, начавшаяся летом 1914 года, и все последующие события разрушили его планы.
Энергии и настойчивости деятельной натуры Александра Мурашко хватило еще на одно благородное дело. В 1916 году он стал одним из основателей Товарищества киевских художников, чтобы сплотить коллег-земляков и поднять уровень киевских художественных выставок до уровня столичных и европейских. Предусматривалось также устроить клуб, Дом художников, членскую платную библиотеку, школу.
«Мне нужна украинская Академия художеств в родном городе Киеве, — говорил Мурашко товарищам и друзьям, — где столько света, столько красоты».
В архиве художника сохранились проекты устава будущей Академии, оригиналы и копии с правками его рукой, и те, над которыми работали с Н.Праховым и в 1916-м и еще где-то в течение 1917 года. Менялся общественный строй, менялись власти и все устои. Изменялось отношение к искусству и взгляды на его цели и ценности. Приходилось править документы, чтобы соответствовать и переутверждать. Осенью 1917 года горячая мечта Александра Александровича исполнилась — в Киеве открылась Академия художеств, в создании которой он принял самое энергичное участие.
О последних днях жизни Александра Мурашко рассказал Георгий Крескентьевич Лукомский, искусствовед и художник-архитектор.
«Был жаркий летний вечер. Александр Александрович при новой смене властей остался в сущности вне служебных обязанностей в Академии. Антибольшевистские войска шли уже от Житомира на Киев. В ЧК был изрядный сумбур. Произошло много «ошибок» от спешки и неуверенности во власти. И вот то, что постигло бедного А.А.Мурашко, несомненно, одна из таких ошибок…»
Но это всего лишь одна из версий. Причина убийства до настоящего времени точно неизвестна.
В субботу 14 июня 1919 года в начале второго ночи вместе с женой художник возвращался из гостей в свой домик на Лукьяновке. Он не боялся ходить так поздно. У него был пропуск, выданный «Всеиздатом». В час ночи к нему подошла компания из трех солдат и заявила, что он арестован, что может жене отдать все, что при нем есть ценного, и что его немедленно должны повести на суд. Почуяв неладное, Мурашко просил, чтобы и жена сопровождала его, но ее насильно заставили идти домой. Тогда он попросил Маргариту Августовну побыстрее идти домой, пообещав скоро во всем разобраться и вернуться. Его последними словами было: «Смотри, чтобы Катюша не испугалась».
«Едва она дошла до крылечка дома, как увидела, что муж бросился бежать от них. Очевидно, за эту одну-две минуты Александр Александрович определил, что его ведут не в ЧК, а попросту в поле на расстрел без суда, ибо направление, взятое его конвоирами, было как раз в сторону выезда из города, а не на Липки. Зная отлично окрестности и предполагая, что солдаты не знают так хорошо мест этих, он решил добежать до известной ему ямы, канавы, которая образовывала под забором щель, в которую он мог бы пролезть, и, попав в сад, скрыться под покровом темноты. Но едва он влез в эту яму-канаву, как его пиджак (мне врезался в память серый костюм, в котором он был днем, за шесть-семь часов до убийства) зацепился за прутья железного забора. Так как он спускался ногами, то голова его осталась по эту сторону, а туловище и ноги были в саду… Его настигли. Момент — и он был бы может быть спасен — но выстрел в затылок — и смерть на месте»…
В мастерской на мольберте так и осталось незаконченное полотно художника, залитое солнцем и разрисованное свежими цветами.
Во вторник, 22 июня 1919 года, у Академии разворачивался явью пророческий сюжет дипломной работы художника. Накрытый «червоною китайкою» гроб исполняющего обязанности ректора Александра Мурашко несли студенты и преподавательский состав от здания Академии художеств через густые киевские липы на Лукьяновское кладбище.
Судьба семьи Мурашко сложилась трагически.
Маргарита Августовна продолжала поиски убийц своего мужа, писала письма, ходила на допросы в ЧК, убеждала их возбудить уголовное дело. Со временем ее старания дали плоды: следователь смог назвать ей имя убийцы мужа, но настоятельно посоветовал прекратить интересоваться этим делом и признался, что не может дальше вести расследование, так как в деле замешаны высшие чины.
Через несколько лет Маргарита Мурашко вышла замуж за архитектора и переехала в Севастополь. Фамилию первого мужа менять не стала.
В 1936-м году она была арестована, а в 1938-м году умерла в лагере.
Екатерина Мурашко рано вышла замуж и переехала в Москву. Она приехала в Киев лишь в 1962 году, на первую большую выставку своего приёмного отца.
