#МосковскийКалендарь
13 марта 1908 года в подвале дома инженера П.Н. Перцова, что напротив храма Христа Спасителя, состоялось открытие артистического театра-кабаре актеров Московского художественного театра «Летучая мышь», ставшего логическим продолжением знаменитых «капустников» МХТ. Само понятие «капустник» родилось во время дружеских вечеров у корифея московского Малого театра Михаила Щепкина, когда главным угощением собравшихся после спектакля актеров был пирог с капустой. Но явлением театрально-эстрадной жизни «капустники» стали благодаря появлению МХТ, отцы-основатели которого Константин Станиславский и Владимир Немирович-Данченко сами отчаянно любили развлекаться, дурачиться, пародировать друг друга и могли, например, появиться на сцене как исполнители канкана.
Идея превращения таких вечеров в самостоятельное зрелище пришла в театр с появлением в нем мецената, нефтепромышленника, денди и спортсмена Николая Тарасова и не менее колоритной личности — актера и режиссера Никиты Балиева. «Летучая мышь» задумывалась ими как некий клуб «для своих», где могли бы собираться после спектаклей артисты, отдохнуть от публики, попутно разыгрывая капустники и ставя спектакли-пародии. Был даже зарегистрирован специальный Устав этого «тайного общества» (не сохранился), учредителями которого стали 25 членов-товарищей с возможностью приглашения еще 15 человек. В «закрытый» клуб входили, в том числе, Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, Василий Иванович Качалов, Иван Михайлович Москвин, Георгий Сергеевич Бурджалов и Алиса Коонен.
Вообще, у этого одного из лучших камерных театров не только Москвы, но и России, было не одно открытие и не одна прописка, а целых три. Примечательно, что все эти адреса сохранились в российской столице. #МосковскиеЗаписки предлагают по ним пройтись и, что называется, «включить воображение».
Первым пристанищем «Летучей мыши» стал дом инженера П.Н. Перцова на Пречистенской набережной (на самом доме на табличке указано, что это бывший доходный дом З.А. Перцевой). Известно, что Перцов на участке возле храма Христа Спасителя на набережной Москвы-реки хотел построить доходный дом для художников необычного дизайна. Возводили его в 1902 году по эскизам создателя русской матрешки Сергея Малютина — оттого-то он, наверное, и украшен майоликовыми панно с языческими и сказочными сюжетами. На строительство особняка ушло 11 месяцев — совсем немного для таких работ, как резные лестницы, майоликовые печи, витражи, спальни с нишами и курительные комнаты в восточном стиле. Считается, что здание украшают панно с любимыми сюжетами самого Малютина: встреча быка с медведем, Ярило и звезды, драконы, заяц и сова, женщина-птица сирин над входной дверью. Объемная труба имеет форму спящей совы, а балкон поддерживают драконобразные змеи.
Именно здесь 13 марта 1908 года прошел первый спектакль «Летучей мыши». В театр тогда следовало входить не с парадного подъезда Перцова дома, начинавшегося роскошным холлом в росписи и лепнине, куда распахивались двери лифта, отделанного темным деревом и зеркалами, а с переулка — через узкую готической формы дверь, спустившись вниз по лестнице. Десять ступеней, ведущих в подземелье, отделяли пристанище актеров от «земной» жизни. Подвальчик оживал после полуночи.
Кружась летучей мышью
Среди ночных огней,
Узор мы пестрый вышьем
На фоне тусклых дней, —
так полусерьезно пелось в гимне «Летучей мыши». Летучую мышь — существо с репутацией довольно сомнительной — актеры намеренно взяли в покровители своим ночным бдениям. Символ театра-кабаре стал своеобразным шутливым антиподом «дневному» символу МХАТа — чайке. В подвальчике все подчеркивало исключительность мира, созданного для себя творцами: стены, расписанные художниками К. Сапуновым и А. Клодтом, от пола до потолка покрывал изысканный узорчатый орнамент. Да и сам дом был причудливой и очень модной в то время архитектуры, одновременно напоминающей средневековый замок и древнерусский терем. Утонченность внутри кабаре подчеркивалась тяжелым некрашеным столом, протянувшимся во всю длину подвальчика, крепко сколоченными скамьями, на которых теснилась ночная братия. У стены стояла буфетная стойка. А поскольку официантов в артистическом кабачке не было, каждый подходил к стойке, накладывал себе на тарелку бутерброды, оставлял деньги и возвращался к общему столу.
Приглашенный в «Летучую мышь» непременно проходил обряд посвящения в «кабаретьеры»: дежурный учредитель (чаще — Качалов) водружал на новичка бумажный шутовской колпак — знак причастности к особому миру — словно освобождал его носителя от норм, установленных в реальной жизни. Здесь ломались иерархические барьеры, разделявшие людей вне сцены, здесь слетали маски, необходимые для повседневного обихода. «Лица, которые мы привыкли видеть важными и деловитыми, стонали от спазм неудержимого хохота. Всех охватило какое-то беззаботное безумие смеха: профессор живописи кричал петухом, художественный критик хрюкал свиньей. Такое можно встретить только на кипучем карнавале в Италии или веселой по специальности Франции», — писал Николай Эфрос.
А вот еще одно воспоминание. «Ночь мы просидели в «Летучей мыши», были только свои, чествовали Владимира Ивановича… Из старой гвардии были — Лужский, Москвин, Александров, Бурджалов и я — только. Играл военный оркестр… в углу около занавеса воздвигнут трон для юбиляров… Было приятно отсутствие чужих. Пели славу. Балиев удачно острил. Званцев читал стихи на «Карамазовых». Все отогрелись, разошлись, говорили теплые слова, вспоминали Константина Сергеевича; Владимир Иванович всех оделял своим вниманием, со всеми посидел, поговорил, подвыпил, был мил, каким давно не видали его, дирижировал оркестром, даже прошелся лезгинкой… Пел болгарин какие-то дикие песни родные, другой играл на рояле, в одном углу шептала Коренева с Лужским о новой роли, Дейкарханова флёртировала с Тарасовым, Коонен с Тезавровским плясали ойру, Бравич — мазурку…», — рассказывала Ольга Книппер.
Кто-то выносил на подмостки «Летучей мыши» плоды самостоятельных творческих усилий, здесь открывались дарования, о которых никто и не подозревал. В «Летучей мыши» чуть ли не у всех «великих» Художественного театра, начиная со Станиславского, открывается дар сценической карикатуры. Редкие посетители видели здесь Константина Сергеевича, показывающего фокусы, Шаляпина и Собинова, пыхтящих на борцовском ковре, отплясывающего польку Качалова. Но душой всего этого был Николай Балиев, за которым прочно сохранялась репутация «самого большого мастера на самые маленькие шутки». Именно ему театр был обязан той шутливой, жизнерадостной атмосферой, привлекавшей сюда всю артистическую Москву. Карточка с изображением летучей мыши и со словами «Летучая мышь разрешает Вам посетить ее подвал» была известна всей первопрестольной.
Правда, в подвале Перцова дома «Мышь» пробыла недолго. Весеннее половодье 1908 года было бурным. Москва-река вышла из берегов и затопила прибежище кабаретьеров. Когда вода схлынула, актеры увидели, что роспись, сцена и мебель погибли. Подвал пришлось оставить. «Летучая мышь» перебралась в новое помещение — в Милютинском переулке, 16. Здесь же и состоялось «официальное открытие» кабаре 5 октября 1908 года. Театр был готов принять 60 гостей, о чём анонсировала газета «Русское слово»: «Интимный „кабачок“ друзей художественного театра открывается в воскресенье».
Торжественный вечер начинался знаменитой пародией на премьерный спектакль МХАТа «Синяя птица», в котором эту птицу разыскивали Станиславский и Немирович-Данченко. Сам Станиславский играл в ней роль циркового директора. «Я появлялся во фраке, — писал Константин Сергеевич, — с цилиндром, надетым для шика набок, в белых лосинах, в белых перчатках и черных сапогах, с огромным носом, густыми черными бровями и с широкой черной эспаньолкой. Вся прислуга в красных ливреях выстраивалась шпалерами, музыка играла торжественный марш, я выходил, раскланивался с публикой, потом главный шталмейстер вручал мне, как полагается, бич и хлыст, и на сцену вылетал дрессированный жеребец, которого изображал А.Л. Вишневский».
В Милютинском переулке «Летучей мыши» было значительно просторнее, чем в маленьком подвальчике дома Перцова. Стены театра были украшены панно, в углу зала располагался фонтан в виде плачущей трагической маски, сделанной скульптором Николаем Андреевым.
В 1910 году неожиданно для всех застрелился главный меценат театра Николай Тарасов (свел счеты с жизнью из-за «любовного треугольника», в котором, к слову, застрелились все трое участников). Это был, пожалуй, единственный случай в истории театра «Летучая мышь», когда вместо смеха и шуток в ее стенах звучала панихида. Чтобы выжить в новых условиях, Балиеву пришлось пойти на большие перемены: актерский клуб отделился от МХТ и стал самостоятельным театром, а репертуар пришлось составлять в расчете на состоятельную публику. К началу Первой Мировой войны «Летучая мышь» начала понемногу переходить от изящных сценок к постановке миниатюр, построенных на основе классического водевиля. Критики тогда презрительно назвали театр «кафе-шантан».
В 1915 году «Летучая мышь» снова сменила прописку — перебралась из Милютинского в подвал доходного дома Эрнеста Нирнзее в Большом Гнездниковском переулке. Со времени постройки в 1912 году до 1931 года «Дом Нирнзее» высотой свыше 40 метров — был самым высоким жилым зданием Москвы. По воспоминаниям Валентина Катаева, дом Нирнзее в 1920-е годы служил вертикальной доминантой Тверского района и казался «чудом высотной архитектуры, чуть ли не настоящим американским небоскрёбом, с крыши которого открывалась панорама низкорослой старушки Москвы». Антреприза перешла на коммерческую основу, деньги в бюджет лились рекой. Продавались билеты, анонсировались спектакли, выпускались рецензии в газетах и журналах. С этого момента исчезла обстановка варьете, не стало столов, исчез звон бокалов и скрежет ножей по тарелкам; и «Летучая мышь» преобразилась в театр.
Октябрьская революция изменила аудиторию театра, и тех, «кто сидит теперь в зале», Балиев не понимал. «Летучей мыши» в постреволюционной Москве стало неуютно. Большевистская пресса называла стиль театра не иначе, как «разлагающимся бытом». В 1920 году Никита Балиев уехал с частью труппы за границу, где и остался. За границей «Летучая мышь» просуществовала до 1931 года.
#Москва #СтараяМосква #МосковскиеЗаписки