Ходебщики и золоторотцы. Как шла книжная торговля в Российской империи
О том, какой была книжная торговля в царской России, рассказал экскурсовод, доцент РГГМУ Ярослав Любимов.
Кого только ни было в рядах книгопродавцев в Российской империи! Одни находили редкие экземпляры для настоящих ценителей, другие реализовывали с лотков дешёвую «народную» литературу. Их всех объединяло одно – они занимались популяризацией чтения и способствовали развитию грамотности среди населения.
Комедия императрицы – в нагрузку.
В Петербурге книжная торговля зародилась в конце 20-х годов XVIII века в Академии наук. Бизнес в то время, откровенно говоря, был не самый популярный: к 1770-м годам в стране насчитывалась лишь пара магазинов, где можно было приобрести печатную продукцию. Ситуацию изменил указ Екатерины II «О вольных типографиях», после которого и началось широкое распространение этого дела.
Немалый вклад внесла и княгиня Екатерина Дашкова, яркая звезда эпохи российского просвещения. Обладая деловой хваткой, она смогла с одной стороны удешевить книгопечатание за счёт использования более дешёвой бумаги, с другой – поставить на контроль сам процесс, снизив процент брака в типографиях. При Дашковой ужесточились правила и в отношении персонала: сотрудникам повысили заработные платы, но и требовать стали больше.
«В то время книг продавалось не так много: около 6 тысяч экземпляров в год. Некоторые расходились хорошо, как, например, модные сочинения античности, другие же – крайне скверно. Так, за четыре года нашли покупателей всего два экземпляра одной из комедий Екатерины II. К слову, тогда в ходу была одна хитрость: при продаже популярных книг в нагрузку пыталась дать один-другой экземпляр «неликвида» – сочинения императрицы или той же Дашковой», – поясняет Ярослав Любимов.
Во второй половине XVIII века книготорговля развивалась не без помощи переплётчиков. Известна история успеха семьи Миллеров, которые так успешно вели дело, что из простых переплётчиков выросли до «гостей первой гильдии». Зачастую для распространения литературы они пользовались услугами ремесленников и даже сапожников. Получалась своеобразная торговля в шаговой доступности.
Настоящий рассвет книжного бизнеса пришёлся на XIX век. Одной из знаменитых личностей того времени был Александр Смирдин – петербургский издатель и книгопродавец. Настоящий фанатик своего дела, он смог укрепить связи между авторами и торговцами. Александр Филиппович в числе первых стал платить писателям щедрые гонорары, на которые те могли уже безбедно существовать. Неудивительно, что современные авторы с уважением относились к нему, нередко заходили в гости. Правда, его небывалая щедрость до добра не довела: Смирдина признали несостоятельным должником, и умер он в полной нищете.
Трущобная эстетика и «французские романы».
Центром торговли в Санкт-Петербурге был Невский проспект. Бойким местом считалась территория у Городской думы. Там стояли лоточники, у которых можно приобрести книги самой разной направленности. Покупатели могли найти духовную литературу, календари, напоминающие о том, какие религиозные праздники на подходе, и как их нужно отмечать, жития святых или третьесортные романы, написанные неизвестными литераторами.
Бывали случаи, когда издатели печатали книги, подражая популярным произведениям. Так, к примеру, одним из самых модных литературных произведений в России второй половины XIX века был авантюрный роман Всеволода Крестовского «Петербургские трущобы». Массовый читатель буквально гонялся за книгой, которую, к слову, писатель Иван Тургенев назвал настоящей «чепухой». Воспользовавшись ажиотажем, издатели выпустили «Варшавские трущобы», которые скупались наивными читателями не менее активно, чем оригинал.
«Недорогая литература для простых горожан называлась «народной» или «копеечной». Несмотря на сомнительное содержание, она играла немалую роль. Она развивала тот слой простонародья, который не мог позволить покупать себе дорогие издания. «Копеечные» же книги были доступны многим, и по ним часто нарабатывали навыки чтения», — отмечает Ярослав Любимов.
Особенно хороший барыш приносила продавцам так называемая нелегальная литература: политическая или порнографическая. Тогда книги фривольного содержания называли «французскими романами». Особым спросом они пользовались у казарменных офицеров.
Книголюбы тех лет знали, где найти то, что им нужно. Существовало негласное территориальное деление города по тематикам и ценам на товары. Так, к примеру, одно время иностранную книгу можно было встретить у лоточников к северу от реки Мойки, а русскую книгу — преимущественно южнее. В центре города обычно цены были выше, чем на периферии.
Большой выбор литературы был представлен на Александровском рынке и в Апраксином дворе. Сохранилась занимательная зарисовка, что после крупного пожара в Апраксином многие торговцы на какое-то время переселились на Семёновский плац — место парадов и казней. Правда, надолго они там не задержались.
«На Апраксином рынке, в старину, как рассказывают, торговля книгами производилась только на развалке и с рук. Основателем же постоянной торговли в лавках считают Василия Васильевича Холмушина. Но я этого с точностью не могу утверждать, потому что когда я поступил в Апраксин мальчиком, то там книжных лавок было уже в изобилии», — отмечал в своих воспоминаниях Николай Свешников, автор «Воспоминаний пропащего человека». Писатель, чья жизнь была пронизана борьбой с пьянством, подробно раскрывал в своих мемуарах всю подноготную жизни книгопродавцев Петербурга.
Говоря об особой книжной линии «Апрашки», он писал: «У каждой из лавок снаружи понаделаны были прилавки и столы, на которых торговцы выкладывали кипы разных старых и новых книг и журналов, а также раскладывали поодиночке дешёвые, преимущественно московские издания, с заманчивыми названиями и с обложками, украшенными картинками трагического содержания. Всех книгопродавцев, или, как их просто звали, книжников, в Апраксином рынке до пожара, бывшего там в 1862 году, находилось человек до двадцати».
Торговцы для бедноты.
Кроме книгопродавцев, имевших постоянную торговлю на местах, в то время был особый тип букинистов, которые носили старые книги в перекидных мешках, — ходебщики. Они распространяли товар самого разного качества, носили по домам, предлагая за скромную цену. Репутация у них была не самая хорошая. Некоторые плутовали, могли стянуть понравившийся предмет. Одним из приёмов было то, что старую порченую книгу, потерявшую часть страниц, они могли продать с новой обложкой, позаимствованной у другого произведения. Такой обман обычно вскрывался после того, как ходебщика и след простыл. С другой стороны — у такого продавца можно было найти редкий экземпляр, представляющий настоящую ценность.
К низкому классу продажников относились и так называемые «золоторотцы». Это были опустившиеся, обнищавшие люди, как правило, имевшие пагубное пристрастие к спиртному. Такие босяки могли подбирать старые разорванные книги, выпрашивать их или выменивать, а затем продавать за копейки на улице или у кабаков.
Если ходебщики и золоторотцы действовали преимущественно в городской черте, то за продажу книг в деревнях отвечали офени. В коробе у такого странствующего продавца можно было найти книги, лубочные картинки, галантерейные и мануфактурные мелочи. Офени легко находили понимание у крестьян. Позже у них даже развился свой особый условный язык — феня. Так, на фене знакомая многим пословица: «Век живи, век учись — дураком помрешь» звучала как: «Пехаль киндриков куравь, пехаль киндриков лузнись — смуряком отемнеешь».
Стоит отметить, что в западных губерниях уличных торговцев называли не офенями, а коробейниками.
