Абреки, гроза Кавказа, и как их русский генерал обманул
«Если вы завидели в горах кабардинку (папаху — ИО), опушенную белым шелком шерсти горного козла, и из-под этих прядей шелка, раскинутых ветром едва ли не по плечам наездника, мутный окровавленный и безумно блуждающий взор, бегите от владетеля белой кабардинки, это — абрек. Дитя-ли, женщина-ли, дряхлый-ли безсильный старик — ему все равно, была бы жертва, была бы жизнь, которую он может отнять, хотя бы с опасностью потерять собственную. Жизнь, которою наслаждаются, для него смертельная обида. Любимое дело и удаль абрека — надвинувши на глаза кабардинку, проскакать под сотнею ружейных или винтовочных стволов и врезаться в самую середину врага» — так живописал абрека неназванный путешественник, слова которого приводились в сборнике «Покоренный Кавказ», опубликованной в 1904 году к столетию Кавказской войны и сорокалетию покорения Кавказа. С уважением об удали абреков говорил и Ф. Торнау: «Абреки, решившиеся на подобные дела, были люди известные своею храбростью и ловким наездничеством (следует отметить, что под «наездничеством» в тот период понималось не только умение ездить на лошади, но и умение владеть оружием — ИО); казаки знали их и сильно опасались… Бывало, сотня или две линейных казаков смело бросались в шашки и врезывались вдвое сильнейшую неприятельскую толпу; но случалось, что те же сотни не решались атаковать холодным оружием несколько десятков абреков и стреляли в них издали, зная, что в рукопашном бою их жизнь можно купить лишь дорогою ценой. Окружив абреков, казаки истребляли их до последнего человека; да и сами абреки не просили пощады» (Торнау Ф. Воспоминания кавказского офицера).
Почему становились абреками
Как писал все тот же Н. Александров, «Абреки — это были бездомные бродяги… Кровь — его стихия, кинжал — неразлучный друг, сам он — верный и неизменный слуга шайтана. Обстоятельства их по каким-либо разным причинам так сложились, что жить и воровать было для них одно и тоже, воровать у неприятеля или у своих — все равно» (Н. Александров). Обстоятельства могли быть разными. Чаще всего это была кровная месть. Так, например, Кази-бек Ахметуков в своих «Черкесских рассказах» описывает случай, как чеченец, объявив мщение кабардинскому князю, убившему его брата при попытке украсть княжеского коня, дождался, когда тот украл возлюбленную чеченку, и, пробравшись в отсутствие князя в его саклю, отрубил женщине голову. (Кази-бек Ахметуков Ю. Черкесские рассказы. Т. 1. Москва, 1896). С началом стычек с русскими абреками становились и объявившие месть русским. Как писал Ф. Торнау, «за Кубанью появились абреки, обрекшие себя на беспощадное истребление русских» (Торнау Ф. Воспоминания кавказского офицера). Объявив об абречестве, горец уезжал из родного аула и часто довольно далеко. Так, например, Ф. Торнау путешествовал за Кубанью под видом чеченского абрека с Терека, объявившего мщение русским. Эта легенда вполне объясняла в глазах закубанцев и его вид, и его незнание языка, а также сводила к минимуму шанс встретить знатока чеченского языка, которого Торнау также не знал («от самой Кубани до Черного моря мы не могли опасаться встретить человека, говорящего по-чеченски, который мог бы поэтому узнать, что я не чеченец» (Ф. Торнау)).
Клятва абрека
«Я, сын такого-то, сын честного и славного джигита, клянусь святым, почитаемым мною местом, на котором стою, принять столько-то летний подвиг абречества, и во дни этих годов не щадить ни свое крови, ни крови всех людей, истребляя их как зверя хищного. Клянусь отнимать у людей все, что дорого их сердцу, их совести, их храбрости. Отниму грудного младенца у матери, сожгу дом бедняка и там, где радость, принесу горе. Если же я не исполню клятвы моей, если сердце мое забьется любовью или жалостью, пусть не увижу гробов предков моих, пусть родная земля не примет меня, пусть вода не утолит моей жажды, хлеб не накормит меня, а на прах мой, брошенный на распутье, пусть прольется кровь нечистого животного» (Покоренный Кавказ).
Страх — главное оружие абрека
Образ, который был создан абрекам во второй половине XIX века, действовал безотказно, да и сами они выбрали простой и эффективный способ воздействия на свою цель: «Кавказские разбойники, абреки, не просто разбойники, а, как выражается один из местных исследователей, нечто более сложное и мало постижимое, порождаемое местными условиями. Проникнутый сознанием нелегальности своего существования, не дрожащий жизнью, а потому способный на самые отчаянные поступки, абрек очень хорошо понял психологию страха и усвоил девиз: натиск и неожиданность при которой у настигнутой жертвы не будет даже возможности подумать о сопротивлении; их сюрпризы в роде внезапного появления точно из земли выросшего вооруженного субъекта с занесенным кинжалом или взведенным курком револьвера и мгновенно возникший страх парализуют у застигнутой жертвы всякую способность соображения; благодаря этому и возможны такие невероятные факты, как ограбление целого каравана 3 абреками, во время которого даже вооруженные пассажиры были обобраны до ниточки, хотя в буквальном смысле могли забросать абреков шапками» (Колосов Г. Условия жизни населения Терской области с точки зрения нервно-психической гигиены. Москва, 1909).
Как русский генерал обманул абреков
Легендарной фигурой для Кавказа был генерал Григорий Христофорович Засс (1797 — 1883). Начав службу в 16 лет в Гродненском гусарском полку и приняв участие во многих сражениях с французами, в 1820 году он переводится в Нижегородский драгунский полк на Лезгинскую линию, а в 1835 году становится командующим всей Кубанской линией и получает чин генерал-майора (1836). Г. Засс, действуя в отношении немирных горцев жестко, даже жестоко, не забывал и о психологии, умело используя кавказские суеверия. Так, однажды, он даже изобразил собственную смерть, чтобы в ночь внезапно напасть на черкесов. На Кавказе ходили слухи о том, что русский генерал — великий колдун. И Засс был совсем не прочь поддерживать их. Повелись на его хитрость и абреки, давшие, обет убить Засса. Они послали несколько пуль с поклонниками в Мекку. Там шейх-уль-ислам прочел над этими пулями молитву, заворожив их так, чтобы чары генерала Засса на них не действовали. Пули были доставлены обратно. Но сеть информаторов, созданию которой Засс уделял много времени и средств, дала об этом знать вовремя. Когда абреки, переодевшись простыми торговцами, пришли к нему, тот встретил их, как гостей и, напоив их вином с сонным порошком, разрядил их пистолеты, забрал пули, на которых были начертаны знаки из Корана, оставив холостые заряды. На следующий день абреки, воспользовавшись моментом, выстрелили в Засса, но тот небрежно кинул им обратно их пули, на которых поверх знаков из Корана был начертан крест. Те были поражены могуществом колдовства генерала. Засс отпустил абреков, однако их, как нарушивших законы гостеприимства, через месяц привезли обратно их же соплеменники, прося, чтобы генерал простил нарушение. Все трое стали служить в милиции, один стал офицером, но, даже прожив с русскими более пятнадцати лет, не верил, что его обманули. Засс для него по-прежнему оставался величайшим рыцарем и волшебником… (рассказ приведен по: Немирович-Данченко В. Рыцари гор. Москва, 1911).
