220 лет назад родился Федор Тютчев.
Федор Иванович, будучи дипломатом, членом Академии Наук, тайным советником, цензором — не считал поэзию своим основным родом деятельности. Он вообще относился к сочинительству несерьезно: мог записать стихотворение на обрывке салфетки и оставить на столе, мог даже, не записывая, рассказать кому-нибудь и тут же забыть. Первая книга его стихов вышла в печати только в 1854 году, когда писателю был уже 51 год. И даже это издание не состоялось бы, если бы Иван Тургенев не уговорил Тютчева издать свои стихи.
«Он не только никогда не хлопотал о славе между потомками, но не дорожил ею и между современниками», – вспоминал первый биограф Тютчева Иван Аксаков. А Достоевский считал Федора Ивановича «первым поэтом-философом, равного которому не было никого, кроме Пушкина».
В своих оценках был трезв и суров. Чего стоит его: «Русская история до Петра Великого сплошная панихида, а после — одно уголовное дело». Мы знаем Тютчева-дипломата, Тютчева-цензора, там, где требуются объективность суждений и взвешенность действий. Знаем Тютчева-философа, произносящего фразы-афоризмы: «Мысль изреченная есть ложь», «Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые», «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется», «Умом Россию не понять…», даже восторженного Тютчева с его «грозой в начале мая».
Но в личной жизни перед нами предстает мятущийся Тютчев, не способный принять решение и сделать выбор. Женщины вторгались в его жизнь и оставались в ней навсегда. Ни с кем он не мог порвать, кого-то из них судьба уберегла, разведя в разные стороны с поэтом, кому-то приходилось мучиться до конца жизни. Они пытались лишить себя жизни, уходили из нее, покончив тем самым со своими проблемами, но не разрешая мучений Тютчева. Дети, рождавшиеся в браке и вне его, только усугубляли ситуацию. Страдал поэт, страдали женщины, их репутация. Порой дело едва не доходило до дипломатического скандала, и Тютчева из-за его увлечений приходилось отзывать, чтобы не страдала репутация посольства. И для каждой возлюбленной у поэта были слова, обращенные к ней одной. Не будь этих женщин — Амалии Крюденер, Элеоноры Ботмер, Эрнестины Дернберг, Елены Денисьевой, мы бы не знали Тютчева-лирика, с которым мало кто сравним в русской поэзии.
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
#МосковскиеЗаписки