Дача Корнея Чуковского в Переделкино
В этом доме писатель жил с февраля 1938 по октябрь 1969 года. Здесь он получил известие о присвоении ему звания почетного доктора литературы Оксфордского университета. В кабинете у огромного окна стоит письменный стол Корнея Ивановича, на нем его последняя статья, которая так и не была дописана — «Признания старого сказочника». Чудо-дерево на столе — подарок учащихся 609-й школы к 80-летию писателя. Под деревом фигурки Андерсена и Бибигона, рядом два игрушечных крокодильчика. Справа фотографии жены Чуковского Марии и сына Николая. Особенно много в этой комнате подарков из Японии. Японцы обожали Чуковского. В стране дважды издавалась его книга «От двух до пяти», которую японские учёные и педагоги считают одним из лучших исследований детской психологии.
Самая нарядная комната в доме — столовая. Она оформлена по вкусу жены Чуковского. Тёмно-синие стены подчёркивают красоту мебельного гарнитура из карельской березы, который был куплен в комиссионке в 1939 году. На столе стоит хрустальный кувшин и таз для умывания — это подарки Сергея Михалкова и Агнии Барто.
На участке рядом с домом костровая площадка. Традицию проводить летние «Костры» — праздники для детей при участии писателей, актеров, фокусников — придумал сам Чуковский.
Сама дача как таковая никогда не была для Корнея Ивановича местом отдыха, но — мастерской, по счастью, удаленной от выматывающей урбанистики, от большого города. В самом конце 1930-х из Ленинграда, города, который не один раз менял при Чуковском свое имя, и о котором он писал, что любит его любовью литератора, — Корней Иванович начал перебираться в центр, в Москву. Итак, в 1938 году Чуковский вместе с семьей уезжает из Питера. Сохранилась его короткая реплика о причине переезда: «климат неподходящий».
К этому времени был арестован (и в феврале расстрелян, о чем Чуковские долго не знали) муж Лидии Корнеевны и зять Корнея Ивановича — высокоталантливый астрофизик Матвей Петрович Бронштейн. Была разгромлена детская редакция Маршака, куда Лида привела своего любимого Матвея-Митю, — где в молодом ученом открыли талант блестящего писателя-популяризатора для подростков.
Бесконечные хлопоты Чуковских о близком человеке ни к чему не привели, хотя редактора и писательницу Александру Иосифовну Любарскую Чуковскому и Маршаку удалось вырвать из «ежовых рукавиц» НКВД.
Квартиру в столице Корнею Ивановичу пообещали задолго до переезда, но поначалу с выдачей ордера не торопились. Оказываясь в первопрестольной, но пока не обосновавшись в ней, Корней Иванович с женой жили то в гостинице Москва, то в доме отдыха Детиздата под Тулой, то в древней подмосковной усадьбе «Узкое», превращенной в санаторий Академии наук.
Вот оттуда-то и писал — 18 февраля 1938 года — Корней Иванович своему старшему сыну: «Квартира висит в воздухе, но авось чего-нибудь добьемся. С дачей большая возня, ну ее! Гораздо лучше снимать у хозяев и платить вчетверо дороже — да не заботься о каждом гвозде…»
Атмосферу этого года в семье исчерпывающе точно передала нынешний биограф Чуковского Ирина Лукьянова: «Чуковские постоянно ездят то в Москву, то обратно: судьбы вершились именно в столице, в Ленинграде оставались превращенные в коммуналки квартиры, растерзанный Детгиз, арестованные близкие. Они мечутся, как муравьи из раздавленного муравейника, — весь 1938 год постоянно перемещаются, переезжают, перевозят вещи, детей, кочуют из города в город, спасают, собирают, склеивают воедино фрагменты разбитой жизни, налаживают существование после катастрофы…»
Они многого не знали. После смерти Лидии Корнеевны Чуковской (1907—1996), в архивах НКВД обнаружился (датированный мартом 1938 года) документ, где говорилось, что Л. К. Чуковская должна была быть арестована к 1 апреля. Этого, слава Богу, тогда не случилось. А еще через год Лидия Чуковская начнет работу над своей драгоценной (и на долгое время потаенной) повестью «Софья Петровна», — единственным художественным произведением о безумии того времени, — написанным в то время.
Только с лета 1938-го слово «дачник» начинает обретать в применении к Чуковскому свою «легитимность»: в середине июня Корней Иванович и Мария Борисовна переезжают в Переделкино. И отец немедленно пишет дочери:
«На нашей даче я уже провел сутки — и мне очень нравится. Тишина абсолютная. Лес. Можно не видеть ни одного человека неделями. Только ремонт сделан кое-как; всюду пахнет скверной масляной краской; денег потребуется уйма. Хватит ли у меня средств завести в ней все необходимое, не знаю, но, если хватит, для вас для всех будет отличная база. <...> Я дал себе слово не встречаться здесь с писателями. Но сейчас у меня был сын Всеволода Иванова, потом пришла мадам Федина, меня зазвал в гости Павленко… Удастся ли удержаться? Прибыла мебель. Мама в хлопотах…»
Примерно в тех же интонациях он сообщает о загородном доме и сыну:
«Итак — раньше всего о даче. Дача изумительная. Будто специально для меня приспособлена. Две террасы — на восток и на запад — дают мне возможность работать на воздухе целые дни. Тишина полная. Зимою она будет холодновата, но я весь август употреблю на ее отепление. Обобью полы, исправлю печи. Мама — хоть и трудно ей на первых порах — тоже удовлетворена, как мне кажется. Здоровье ее в здешнем климате улучшилось… Каждый день я хожу босиком под жгучим солнцем по степи, ложусь рано, много работаю. Бессонницы не было ни одной, а этого со мною не бывало лет 30: чтобы целый месяц спать каждую ночь подряд. Правда, я очень постарел, но чувствую себя очень неплохо». И далее — об обычной своей перегруженности работой: писание, редактура, переиздания, переводы.
Фактически этот дом стал неофициально известен как музей Чуковского уже с 1969 года, когда после смерти литератора сюда стали приходить его почитатели. В первые годы содержать музей приходилось на свои средства, экскурсии тоже были исключительно проявлением личного энтузиазма родственников.
Эта деятельность длилась до 1974 года, пока дочь писателя – Лидию Чуковскую, которая отвечала за все мероприятия, – не исключили из Союза писателей. Семью было решено выселить, но это удалось сделать только в 1982 году – до этого времени Литфонд боролся за права Чуковских, опротестовывая решения суда о выселении.
Перед тем, как усадьба получила статус дома-музея Чуковского, ее объявили памятником архитектуры. В сложный период с 1974 по 1982 год многие писатели и общественники вставали на защиту Лидии Чуковской, в какой-то период здание даже перестало быть памятником народного значения, но этот статус вновь вернули под давлением Дмитрия Лихачева, возглавлявшего фонд культуры в 1989 году. В это же время внутри и снаружи здания была проведена реконструкция.
Внутренняя обстановка дома, в котором Корней Чуковский жил с 1938 года, после его кончины была сохранена дочерью писателя Лидией Корнеевной и его внучкой Еленой Цезаревной Чуковскими. Они же стали и первыми экскурсоводами по мемориальной экспозиции. С 1994 года, после двухлетней реставрации, дом Чуковского стал одним из филиалов (ныне отделов) Государственного литературного музея. Первым его заведующим стал выдающийся звукоархивист, литературовед Лев Шилов (1932–2004).
Интерьер дома-музея Чуковского сохранен таким, каким он был в последние годы жизни писателя. Фотографии, графика, живопись, собрание книг напоминают о связях Корнея Чуковского с крупнейшими представителями русской культуры первой четверти ХХ века — Ильей Репиным, Александром Блоком, Владимиром Маяковским, Леонидом Андреевым, Борисом Григорьевым, Александром Солженицыным.
Больше информации можно прочитать на сайте Chukfamily.
