Но давайте узнаем, что говорил о гении Нижинском другой гений – Чарли Чаплин.
«Нижинский пришел на студию вместе с другими русскими танцорами и балеринами. Серьёзный, удивительно красивый, со слегка выступающими скулами и грустными глазами, он чем-то напоминал монаха, надевшего мирское платье. Мы тогда снимали «Лечение». Он сел позади камеры и, ни разу не улыбнувшись, смотрел, как я снимаюсь в эпизоде, который мне казался очень смешным. Остальные зрители смеялись, но лицо Нижинского становилось все грустнее и грустнее. На прощанье он пожал мне руку и, сказав своим глуховатым голосом, что моя игра доставила ему большое наслаждение, попросил разрешения прийти ещё раз…
— Ваша комедия — это балет, — сказал он. — Вы прирожденный танцор.
Я тогда ещё не видел русского балета, да и никакого другого вообще…
Первым шел балет «Шахерезада». Он оставил меня довольно равнодушным — тут было слишком много пантомимы и слишком мало танца, а музыка Римского-Корсакова показалась мне однообразной. Но следующим номером было па-де-де с Нижинским. В первую же минуту его появления на сцене меня охватило величайшее волнение. В жизни я встречал мало гениев, и одним из них был Нижинский. Он был гипнотизирующим, он был божествен, его таинственная мрачность как бы шла от миров иных. Каждое его движение — это была поэзия, каждый прыжок — полёт в страну фантазии.
Нижинский попросил Дягилева привести меня в антракте к нему в уборную. Но я был не в силах говорить. Нельзя же в самом деле, заламывая руки, пытаться выразить в словах восторг перед великим искусством. Я сидел молча, глядя на отражавшееся в зеркале странное лицо, пока Нижинский гримировался фавном, рисуя на щеках зеленые круги…
Никто никогда не мог сравниться с Нижинским в «Послеполуденном отдыхе Фавна». Мистический мир, который он создал, трагическое невидимое, скрывающееся в тени пасторальной красоты, когда он двигался сквозь её тайну, бог страстной печали, всё это он передал несколькими простыми жестами, без видимых усилий…
Высочайшее совершенство — редкость в любой области искусства».
Как видим, Чарли Чаплин тоже увидел в «Фавне» высокое – «бога страстной печали, пасторальную красоту, мистический мир», созданные несколькими простыми жестами Великим Нижинским, а не то, о чём рассказывает ПЕДАГОГ, который 10 лет учит будущих артистов русского балета.
