Александр Пушкин считал отчасти незаслуженной всеевропейскую славу Виктора Гюго. По мнению Александра Сергеевича, «словесность отчаяния» в исторических романах французского коллеги «не имеет жизни, т.е. истины». Порой раздражение Пушкина в адрес Гюго просто зашкаливало. По собственному выражению поэта, Гюго у него то и дело «перебивал лавочку». Вот только два примера.
В январе 1829 года выходит поэтический сборник француза «Восточные стихотворения», куда включен «Мазепа», а двумя месяцами позже – первое издание пушкинской «Полтавы». При том, что Александр Сергеевич начал сочинять свою поэму за два месяца до того, как Гюго написал свое стихотворение. В декабре 1830-го выходит «Борис Годунов», и молва обвиняет поэта в подражании «Кромвелю» Гюго, хотя пушкинская трагедия написана в 1825 году, а поэма Гюго опубликована в 1827-м. Но для публики, не знающей авторской хронологии, Пушкин очевидно идет «по следам» Гюго.
Александр Сергеевич важнейшим пороком писателей «новейшей романтической школы», к коим он относил прежде всего Виктора Гюго, было приписывание людям прошлого мыслей и чувств современного человека. Отсюда вытекало и всё остальное: погоня за «эффектными сценами», использование исторической обстановки только в качестве декоративного материала, исторические и логические несообразности, риторическое, «напыщенное» изображение исторических деятелей, наконец, манерность и изысканность стиля. Этот «затейливый», по выражению Пушкина, способ искажения истории вызывал у него резкое неприятие.
#МосковскиеЗаписки
